Иван Стаднюк - Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

Знаю, что останки для могилы Неизвестного солдата у Кремлевской стены были взяты на 41-м километре близ Ленинградского шоссе. Может, кто-то из нашей 7-й гвардейской?..

На следующий день утром мы все-таки сделали очередной номер газеты, напечатали на бумаге, взятой в Химкинской районной типографии, и Михаил Каган, наш редактор, решил сам доставить часть тиража газеты на передовую. Помню, мы прощались с ним во дворе дома, того самого старого дома, что единственным остался сейчас. Лицо, побитое оспинами, не румяное, а скорее обветренное. На прощание он дал мне распоряжение пополнить запасы бензина и, улыбнувшись, по-штатски взмахнул рукой, хлопнул дверцей кабины. Провожая старшего политрука, не думал, что вижу его в это синее бессолнечное утро в последний раз…

Как многократно уже мысленно повторено это словосочетание: «Не думал, что вижу в последний раз» — так оно, к несчастью, и случалось. И не однажды. Миша Каган ни в этот день, ни позже в редакцию не вернулся. Более того, последующие номера «Ворошиловского залпа» были подписаны: «За редактора политрук И. Стаднюк»…

При очередном моем выходе на передовую «за материалом» саперы, охранявшие минное поле на Ленинградском шоссе и по его обочинам, рассказали мне о виденном: наша машина где-то за Ржавками проскочила передний край, не заметив «маяков» (линия фронта за ночь опять придвинулась), въехала в расположение противника. Не сразу гитлеровцы ударили по полуторке из противотанковой пушки: дали ей углубиться, приблизиться. Затем было два выстрела. Миша Каган и шофер Залетнов успели, очевидно, понять, что попали к врагу. О чем они подумали в последнюю минуту? Какие слова произнесли? Или их жизни оборвались с первым залпом, со взрывом? Не знаю. И ответа на это не будет.

Образ старшего политрука Михаила Кагана, черты его характера и внешности я воскресил в романе «Война» в образе редактора дивизионной газеты Михаила Казанского, и мне этот образ особенно близок и дорог.

О Московской битве можно и нужно писать подробно и тщательно, не упуская ничего. Как, впрочем, и о других битвах. Но эта наша победа близ столицы была для Красной Армии, для страны, для народа решающей.

Не отдали Москву.

1981

Будапешт начала января 1945 года. Наши войска доколачивают окруженную немецко-фашистскую группировку.

Бои шли в кварталах Пешта, которые примыкали к набережной Дуная. Все больше сжималась железная подкова и вокруг Буды, на той стороне реки.

Как всегда, хотелось увидеть самое главное, осмыслить самое значительное… Но где оно — это самое главное, в чем его сущность?

Может, в том, что этот город, сражению за который предшествовали тяжелые бои в междуречье Тисы и Дуная и на отсечном оборонительном рубеже по линии озер Веленце и Балатон, что этот город вот-вот полностью будет очищен от фашистской нечисти, хотя здесь каждая улица, каждый дом превращены гитлеровцами в неприступную крепость?..

А может, главное в том, что, несмотря на ожесточенность боев, советские воины сумели сохранить в Пеште почти все выдающиеся творения архитектуры — гордость венгерского народа, что здесь, в Будапеште, завершается освобождение от фашистских варваров Венгрии — родины великих борцов за свободы Ференца Ракоци и Лайоша Кошута, родины Шандора Петефи, Габора Эгрешши, Лоранда Этвеша, Имре Кальмана, Михая Мункачи, Матэ Залки и многих других выдающихся представителей венгерского народа, внесших неоценимый вклад в мировую науку, литературу и искусство?

А может, в те январские дни 1945 года наиболее значительным было то, что вопреки гнусной фашистской клевете о зверствах большевиков, Советская Армия, вступившая в пределы венгерской столицы, первым делом оказала помощь раненым, облегчила участь голодающего городского населения?..

И все-таки самым главным, самым значительным, видимо, было другое: далеко позади остались тяжелые времена 1941 года, когда Советской Армии пришлось отступать, позади оборона Москвы и Сталинграда, советская земля полностью освобождена от фашистской нечисти.

Этими соображениями я поделился с подполковником Звягинцевым командиром истребительно-противотанкового дивизиона, с которым нас связывала давняя дружба. Звягинцев, конечно же, с этим согласился и со знанием дела начал рассказывать о значении Будапешта как важного стратегического пункта, как экономического и политического центра, который являлся источником снабжения и главнейшим опорным узлом немецко-фашистских войск, прикрывавших пути к Австрии и Южной Германии.

Разговаривали мы со Звягинцевым на его командном пункте, в верхнем этаже углового дома где-то в конце улицы Юлаён, откуда открывался вид на мост Франца-Иосифа (он находился еще в руках противника), на Буду и гору Геллерт, на которые из-под облаков пикировали наши самолеты.

Я напомнил Звягинцеву июнь 1941 года, Западную Белоруссию, где развернулись полные драматизма события. Санитарную машину, в которой везли тяжело раненного Звягинцева, остановил полковник Муравьев — командир 209-й мотострелковой дивизии, шедшей навстречу фашистам. Комдива интересовала обстановка в районе Гродно.

— Говорить можете? — спросил он Звягинцева, тогда еще капитана.

Небритое, посеревшее лицо, воспаленные глаза… Звягинцев тяжело дышит и с трудом приподнимается на локтях.

— Говорить? — переспрашивает он у полковника. — Кричать надо, а не говорить!.. Напали фашисты, а мы не готовы. Под бомбами и пулями женщины и дети гибнут… Солдаты дерутся до последнего патрона. Но что сделаешь против сотен танков?.. Отступаем.

Это было 24 июня 1941 года, Звягинцев был тяжело ранен. Погибли от фашистской фугаски его жена и двое детей. А теперь он пришел в Будапешт столицу последнего сателлита фашистской Германии.

Наш разговор прервал шум в коридоре. Солдат-автоматчик привел на КП дивизиона девушку — исхудалую, тонкую, как молодой кленок, с горящими от возбуждения глазами. Солдат объяснил, что девушка под обстрелом перебежала к нам из квартала, занятого фашистами. Она что-то взволнованно говорила, но никто из нас ничего не мог понять.

Вскоре на КП появился пожилой венгр, понимавший по-русски. Он объяснил нам, что девушка просит не стрелять снарядами по дому, который находился где-то на правом фланге дивизиона. Дом этот, оказывается, старинный памятник архитектуры, построенный знаменитым венгерским архитектором Поллаком. Фашисты превратили его в опорный пункт.

— Как же выкурить оттуда гитлеровцев? — задумался подполковник Звягинцев.

— Вы все можете, — взволнованно заговорил старый венгр. — Мы давно знали, что русские солдаты придут в Будапешт. Они все могут…