Юлий Чепурин - Снега

Д е д Н а з а р сидит поодаль, слушает, улыбается.

О з о р н а я. Ой, бабы, девоньки! У меня до сих пор сердце до невозможности колотится, как его глазки голубые вспомню. Вы подумайте только. Два ордена на груди, два еще недополучены, голос как у самого Чапаева, а на лицо-то совсем ребенок — ну прямо херувим.

Д е д Н а з а р. От бабы! От народ в юбках…

О з о р н а я. А уж как речь начал… «Товарищи женщины, на вас смотрит вся страна», — и гляжу, глазками своими голубыми на меня устремился. Строго — точно на меня, не спорьте, девоньки. Я, конечно, перво-наперво разрез в блузке вот так прикрыла…

Под смех женщин приоткрывает воротник блузки.

…глаза до невозможности внимательные делаю и не то что каждое слово — каждую букву его глотаю. Слышу, он от боев-то уклоняться начал, на другой ход мысли перешел — о женщинах, детях заговорил, которые в прифронтовой полосе живут, потом к леспромхозу нашему разговор повернул, о разборных домах — совсем уж к нам близко… Эх, думаю, упустишь ты, Катька, свое счастье, ежели промашку дашь. Сейчас, думаю, вскочу и на весь лес заору: «Бабы, беру на себя обязательство обеспечить товарища фронтовика культурным отдыхом до полного окончания положенного ему отдыха военного времени».

Женщины смеются.

Д е д Н а з а р. От бабы!

П е р в а я ж е н щ и н а. И не мечтай, Катюшка, — глядишь, какой-нибудь дурехе как раз и достанется.

В т о р а я д е в у ш к а. Ой, боже мой, идет! У кого же зеркальце есть, ради бога?

Входит Владислав, окруженный девушками и женщинами. В сторонке появилась Луша.

П е р в а я ж е н щ и н а. А вас давно ранило?

В т о р а я ж е н щ и н а. Как по-вашему, война скоро кончится?

Т р е т ь я ж е н щ и н а. Мой брат седьмой месяц не пишет. Его ППС восемьсот сорок четыре, — не знаете, на каком это фронте?

П е р в а я д е в у ш к а. Приходите вечером на танцы.

В т о р а я д е в у ш к а. Вы женаты?

О з о р н а я. Глупости спрашиваешь — они еще совсем молодые. (Смело, почти дерзко смотрит в глаза Владиславу.) Вы у нас еще долго пробудете?

В л а д и с л а в. Дней двадцать еще.

О з о р н а я. Значит, поговорим…

П е р в а я ж е н щ и н а (кивком головы показывая на Лушу) . А Луша-то, тихоня наша, молчит, ни одного вопросика не задала.

О з о р н а я. Ей наши речи непонятные. Ей теперь Максим, с фронта прибывши, вопросы задает, а она отвечает…

Все смеются. Входит Н а с т я.

Н а с т я (строго) . Взяли в переплет. А ну, отцепитесь, чего человека смяли. Рады, что безоружный.

П е р в а я д е в у ш к а. А мы, тетя Настя, ничего… Мы беседуем.

Н а с т я. Знаю я ваши беседы. Марш на работу! Уважим товарища старшего лейтенанта за его речь. Слыхали, как наши дома́ люди ждут.

О з о р н а я. Бабы, берись за веревку.

В л а д и с л а в. Я вам помогу.

Вместе со всеми Владислав берется за веревку, петлей обхватившую толстое бревно.

В т о р а я д е в у ш к а. Ой, товарищ старший лейтенант, не мужское это дело — вы кожу на руках можете повредить. Нате рукавички.

Н а с т я (тоже взялась за веревку) . Все взялись?

П е р в а я д е в у ш к а. Тетя Настя, погодите. Кажется, веревка оборвалась.

О з о р н а я. Детские пеленочки давно на ней не висели, вот она и пересохла.

Связывают веревку.

Н а с т я. Готово? Ну! Не отступим, бабоньки. Без времени веревку не тяни, жди мою команду.

О з о р н а я. Поди, без мужей-то силенки накопили.

Т р е т ь я ж е н щ и н а. Забыли, Катенька, с чем их, мужиков-то, и едят.

Н а с т я. Цыц, охальницы, товарища старшего лейтенанта в краску вгоняете.

В л а д и с л а в. Ничего. Я на фронте столько всякого повидал, передо мной теперь, как перед попом или доктором, исповедоваться можно.

Н а с т я. А раз наш, свойский, — затягивай, Катенька, нашу любимую воспомощницу.

О з о р н а я (запевает) .

В с е.

Подвигают бревно.

Н а с т я. Стронулось, бабоньки, стронулось, не отступай!

О з о р н а я.

В с е.

Скрываются в лесу. На сцене остаются Л у ш а и В л а д и с л а в.

В л а д и с л а в. Почему они нас в свою артель не принимают?

Л у ш а. Вас из уважения, а меня… жалеют. Муж у меня четыре месяца как с фронта вернулся. (Светло, радостно, с оттенком гордости.) Понесла я… (Спохватилась, смутилась, опустила голову.)

В л а д и с л а в. А-а…

Л у ш а (вся светится от счастья) . Дочку муж хочет… Вот они все и шуткуют надо мной. Завидуют. А тяжести поднимать не дают… (Улыбнулась.) Счастливая я, ну вот они и рады за меня. А я взаправду вам говорю, не таюсь: ох, счастливая я… Всех бы своей радостью оделила, да самой мало. (Пауза.) Хорошо вы говорили, товарищ старший лейтенант, душевно. Да ведь сами видели, как слушали вас.

Издали песня:

Все:

Л у ш а. Вон как девчата заливаются, а ведь давно так не пели!

В л а д и с л а в. С песней работать легче.

Л у ш а. Уж мы испытали… (Пауза.) Товарищ старший лейтенант, вот вы про села украинские рассказывали. Неужто всё-всё фашисты поспалили, одни печные трубы остались? А детишки как же? Ведь дети — они тепла требуют.

В л а д и с л а в. В землянках живут. Все подвалы под жилье пошли. Погреба…

Л у ш а. Родненькие! (Пауза.) Я до вас, товарищ старший лейтенант, просьбу имею, да не знаю, как начать.

В л а д и с л а в. А вы не стесняйтесь.

Л у ш а. Муж по ранению увольнение с фронта получил. Дома сидит. Конечно, хорошо это: отдохнуть ему надо, а только… в такое время… (Виновато улыбнулась.) И туда и сюда его на работу приглашают, легкую работу дают, а он… не хочет. А мне совестно. И обижать его не хочу, а совестно… Поговорили бы вы с ним. Трошкины наша фамилия. А где живем — всякий покажет.

В л а д и с л а в. Обязательно поговорю.

Луша ушла.

Д е д Н а з а р (подходит) . Вот ты, сынок, извините, что я к вам с таким именем, вот ты, сынок, про наступление говорил, про город Берлин этот самый. А что, приступом его хотите брать али как в обход соображение есть?

В л а д и с л а в. А это, дедушка, военная тайна.

Д е д Н а з а р. Ну? Жалко. И еще я хочу спросить, потому как ты парень, видать, умственный. Не пустит немец газы, когда прижмут его? А?

В л а д и с л а в (по секрету) . Пустил бы, дедушка, да с провиантом у него туго.

Д е д Н а з а р (засмеялся) . Ну! Это вот ты верно. (Нюхает табак, чихает, смеется.) Веселый ты, видать. А ведь я насчет хлора пикрина спрашивал.