Иван Охлобыстин - Даун Хаус

Иван Федорович: …Куда там! Туалет в миг опустел. Даже дежурный убежал. Смотрю, а до отхода поезда осталось пять минут. Делать нечего – заплакал я и подтерся письмом героя. Трусь и плачу. И плачу, как курсант какой…

Молодой Иван Федорович подтирает зад и плачет навзрыд.

Иван Федорович: …К жене его я, конечно, не поехал и в моем сердце навсегда теперь застрял осколок вины и предательства памяти друга.

В углу гостиной оглушительно завизжала неизвестная старушка.

– Ну, здорово живешь! – крикнул Фердыщенко, когда генерал закончил. – Эка невидаль – депешей подтерся! Я чем только не подтирался. И деньгами и избирательными бюллетенями. Кстати, последними с особенным удовольствием. Но разве это честно!? Я вам про тетю родную сознался, а вы мне мелочевку какую-то суете! Я честное слово негодую.

– Не злись, может быть, эти откровения нам и пригодятся – успокоила его Настасья Филипповна и объявила, – Я тоже решила один анекдотец рассказать. Короче так: господин Тоцкий и Иван Федорович хотят что бы я вышла замуж за Гавриила Ардалионовича, – и девушка повернулась к бледному Гане, Так вот что я вам скажу господа генералы – идите все в задницу!.. Замуж мне недосуг… За нашу с тобой, Ганя, свободу! – она подняла рюмку и выпила.

– Позвольте, милочка! – возмутился Иван Федорович. – Вы сами клятвенно уверяли, что пойдете за Гавриила Ардалионовича. Он вас любит, наверняка.

– Чушь! Он не меня любит, а тушенку, которую вы за меня обещали дать.

– Может, оно и так! – не выдержал Ганя. – Но и в вас я нахожу некоторую приятность, а тушенка нам пригодиться для питания.

– Три вагона? – спросила Настасья Филипповна.

– Два продадим, купим сантехнику, – уточнил Ганя.

В углу опять зашлась скрипучим то-ли визгом, то-ли хохотом неизвестная старушка.

– Ну, не знаю!.. – Настасья Филипповна повернулась к Мышкину. – Что посоветуете: ходить за него или нет?

– Ни в коем случае! – честно ответил тот.

– Решено! – крикнула Настасья Филипповна, – Не иду за Ганю.

– Безобразие! – обиделся Иван Федорович и потащил Тоцкого к выходу. – А вы-то князь… Э-эх!

Но дорогу им перегородил Рогожин с компанией. Он вкатился на электрокресле для инвалидов с загипсованной ногой вперед и с порога заорал:

– Буэйнос диос, голодранцы! Я приехал надавать вам всем по соплям кредитными билетами, а вам моя, несравненная Настасья Филипповна, я привез полное финансовое освобождение от депрессии в вечно зеленых условных единицах… Мне брат Серега выделил, ему пока все равно не надо – он руки ноги поломал – на роликах катался…

Двое здоровенных ребят спускают Серегу на роликах с большого трамплина на Ленинских горах.

Парфен сделал знак и один человек из его свиты выставил на стол кейс.

– Князь! Здорово! И ты здесь! – крикнул Рогожин, заприметив Мышкина среди гостей.

– Добрый вечер, Парфен Семенович, – неловко махнул ему в ответ ладонью тот.

– Вот, Парфен, – обратилась к Рогожину Настасья Филипповна, – прямо перед твоим приходом я отказала во взаимности Гавриилу Ардалионовичу и его старшим товарищам – Ивану Федоровичу и господину Тоцкому.

– Правильно! – расцвел улыбкой Рогожин, – Зачем тебе этот обсос!

– Но Парфен! – нахмурилась Настасья Филипповна, – Обсос, ни обсос, а замуж звал. К слову… – И она взглянула на гостей. – Никто еще не хочет меня замуж позвать?

– Я хочу жениться очень! – крикнул Парфен, отнял у цыгана гитару и запел. – Поедем Настасья жениться, давно я тебя поджидал!

– Это понятно, а еще кто? – опять посмотрела на присутствующих хозяйка.

Рогожин с маху долбанул гитарой об стену и разнес инструмент в щепки.

– Я хочу, – решительно признался Мышкин.

– Ох, князь, – вздохнула хозяйка и выпила водки еще, – Зачем я вам?. Зачмарю я вас до смерти. И на что мы кушать будем и вам лекарства покупать?

– Почему? – пожал плечами Мышкин, – У меня денег-то побольше, чем предполагаете вы и налоговая инспекция.

– Врешь! – проревел оскорбленный Рогожин.

– Отнюдь! – не отступился тот и объяснил. – Помните, я вам про дядю Аристарха рассказывал? Так вот – перед смертью ему удалось выиграть один суд и доказать права князей Мышкиных на какую-то кимберлитовую трубку в земле, где алмазы добывают. Всю трубку нам не отдали, дали 10% процентов. Доход – 4 миллиарда ежемесячно. Что с ними делать – ума не приложу. Хотел цирк для бедных детей построить, но думаю еще останется.

– Останется, останется! – уверил его Иван Федорович, – Слава науке!

– Это надо еще проверить… – прошипел Тоцкий.

– Нет! – неожиданно зарычал Рогожин, выхватил пистолет и направил на князя, – Не отдам! Моя!

– Опусти пушку, Парфен Семенович, – успокоила его Настасья Филипповна. – Не пойду я за князя. Не спрашивайте почему, но не пойду…

Рогожин шумно выдохнул воздух и опустил пистолет.

– А неужели бы действительно взял? – продолжила Настасья Филипповна, глядя исподлобья на Мышкина. – И не побоялся злых языков!?

– Не побоялся, – честно ответил князь.

– Да он и вправду не долечился, – шепнул Тоцкому Иван Федорович..

– Одно слово – идиот! – согласился тот, раздражительно ковыряя в носу.

– В голове не укладывается, князь, зачем я вам нужна, может, вы и вправду нездровы, может вам прилечь?

– Вы не правы, – отмахнулся князь, – И даже все совсем наоборот, мне кажется, что вы потерялись и вам опасно так оставаться. А я, следует признать, получаю от общения с вами особенное незнакомое удовольствие.

– Все равно!.. Как это все уже равно… – Настасья Филипповна развернулась к Гане. – Правда говорят, что вы за рубль Родину продадите?

– Продаст. Ну может ни за рубль, но за два точно, – убедительно ответил за него Рогожин.

– Так вот здесь огромные деньги. – Настасья Филипповна взяла со столика кейс и швырнула его в горящий камин. – Полезайте, достанете – ваш.

–Мой!? – не поверил своему счастью Гавриил Ардалионович.

– Ваш, ваш, – подтвердила девушка, – Только пусть чуть-чуть разгорится, а то совсем неинтересно получится.

Молодой человек молчал и играл желваками. Огонь тем временем разгорался и неумолимо пожирал капиталы. Другие присутствующие, все, кроме Мышкина и самой Настасьи Филипповны, тоже смотрели на этот процесс, не отрывая глаз, и не без интереса.