Татьяна Соломатина - Роддом. Сценарий. Серии 17-24

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

Быстрая массивная кровопотеря. Сложное оперативное вмешательство на фоне длительного интраоперационного воздействия мощных наркотических веществ… Его мозг умер.

Подносит Куликовскому ЭЭГ. Он не смотрит в неё, демонстративно зажмуривается, отворачивается, жест ладонью: убери! Я отказываюсь верить!

КУЛИКОВСКИЙ

Но даже после диагностированной смерти мозга можно выжить!

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

То есть мы способны поддерживать бессмысленное существование массива плоти.

Куликовский как бы опоминается, радостно выкрикивая:

КУЛИКОВСКИЙ

Сердце! У него бьётся сердце!

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

После того, как через электролит, коим является человеческое тело, пропустили ток – двигатель завёлся. … Миша, пиши диагноз – и я отключу его от аппаратов.

Оглядывает Куликовского и реаниматолога.

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

Можете не присутствовать. Чтобы никто из вас не упал в обморок, если возникнет симптом Лазаря.

Куликовский становится жёстким. Жене Зильбермана:

КУЛИКОВСКИЙ

До утра. Я ничего не напишу до утра. Или до следующего утра. Или…

Поворачивается к реаниматологу, и тут позволяет себе кричать:

КУЛИКОВСКИЙ

Что хотите, делайте! Как хотите, де… Хоть дьявола вызывайте!

Выскакивает из палаты. Жена Зильбермана всё так же спокойна. Обращается к реаниматологу, который не совсем в своей тарелке, мягко трогает его за предплечье:

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

Александр Иванович, я знаю: сделано всё возможное.

(ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА, СЛЕДОВАТЕЛЬ.)

Жена Зильбермана сидит на скамейке. В руках – развёрнутый лист, рукописный, почерком Зильбермана. Подходит следователь.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Лена…

Она вздрагивает.

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

Умеешь ты подкрадываться!

Он садится рядом. Смотрит перед собой. Она протягивает ему лист. Он принимает, пробегает. Складывает, возвращает.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Кто бы сомневался, что он не хотел аппаратов. … Воля мужа – закон. … Ты как?

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

А ты как думаешь?

СЛЕДОВАТЕЛЬ

По тебе не скажешь.

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

Потому его всегда и тянуло к бабам поживее.

Следователь встаёт, кладёт ей руку на плечо. Сжимает.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Таким, как мы с тобой не стоит заводить пару… Мы неспособны любить.

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

Может, только такие как мы и способны.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Я пойду. Попросили зайти в роддом. Неизвестная поступила. В коме.

ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА

Не такая редкость. Эпидемиология комы: пять процентов поступающих в интенсивные терапии крупных больниц. … Передай его акушерке, что я не против её присутствия в палате и на похоронах.

Следователь кивает. Смотрит ещё раз на жену Зильбермана. Та спокойной мимикой: я в порядке. Он уходит по дорожке в сторону родильного дома.

(ПАНИН, ЕВГРАФОВ.)

Евграфов мнётся в коридоре у дверей предродовой палаты. Выходит Панин.

ПАНИН

Велела тебе не говорить.… Асинклитическое вставление. Дам медикаментозный сон.

У Евграфова перепуганное лицо. Панин чуть иронично:

ПАНИН

Точно Зильберман учил? Асинклитизм при двойне – норма.

(БОМЖИХА, СВЯТОГОРСКИЙ, РЫБА, СЛЕДОВАТЕЛЬ, ЕВГРАФОВ.)

Бомжиха на кровати, на ИВЛ, Рыба пытается заполнять историю родов – глаза на мокром месте. Заходят Святогорский со следователем.

СВЯТОГОРСКИЙ

Вот, Фёдор Михалыч. Как есть наша милиция… Так мы воспользуемся кумовством, так скать.

Следователь подходит к кровати. Внимательно смотрит бомжихе в лицо, без признаков узнавания – как на абсолютно незнакомую личность. В палату заходит взбудораженный Евграфов. Даже весёлый и радостный. Как человек, принявший важное решение.

ЕВГРАФОВ

Товарищ Достоевский, поговорить. Срочно!

Все с удивлением на него оглядываются.

(ЕВГРАФОВ, СЛЕДОВАТЕЛЬ.)

Выходят из роддома, причём создаётся впечатление, что Евграфов тащит следователя: быстрей, быстрей! Он на эйфоричном подъёме.

ЕВГРАФОВ

По идее я должен испытывать муки. А есть злость. Ярость. Гнев. Ненависть. Зачем он?.. Нашёл себе священника! Я, Фёдор Михалыч, неправильный человек!

Следователь внимателен, неспешно достаёт сигареты, спички. Пытается прикурить.

ЕВГРАФОВ

Моя любимая женщина рожает. Не всё гладко. Я в бога не верю. Но, чёрт его знает! … Карма. Физика. Ну и я… Типа: жертвоприношение.

Спички сырые, у следователя никак не получается прикурить. Евграфов, говоря, достаёт свои, одной рукой лихо зажигает спичку, подносит следователю:

ЕВГРАФОВ

В общем так, гражданин следователь! Я убил тех двоих отморозков. Это ты догадался – но вот тебе моё чистосердечное признание. А потом я убил Лидию Иванову, невестку Зильбермана. …Фу-уф! Ха!

Следователь застывает перед зажжённой спичкой. Она прогорает. Евграфов выбрасывает её, даже не охнув от ожога. Спокойно зажигает вторую, тем же манером, подносит следователю. Тот прикуривает, затягивается, внимательно смотрит на Евграфова. Евграфов прикуривает, глубоко затягивается. Выдувает дым в небеса с видимым облегчением.

(СЛЕДОВАТЕЛЬ, ЗИЛЬБЕРМАН, АНЕСТЕЗИСТКА.)

Зильберман в коме, на ИВЛ. Следователь стоит, скрестив руки на груди, сверлит взглядом мертвенно-бледное лицо товарища.

ЭКРАННАЯ НАДПИСЬ:

«ЗАКЛИНАЮ ТЕБЯ, НЕБО, БОГА РАДИ ДАЙ ОТВЕТ: ТЫ ВРАЩАЕШЬСЯ, НО ЕСТЬ ЛИ В ЭТОМ СМЫСЛ КАКОЙ ИЛЬ НЕТ?» АВИЦЕННА. ВРАЧ, УЧЁНЫЙ, ФИЛОСОФ.

Анестезистка за столом, пишет, бросая на следователя недоумевающие взгляды, вертится на стуле, прочищает горло. Следователь не реагирует. Она возвращается к писанине. Он смотрит на старого друга, прокручивая у себя в памяти эпизод…

ФЛЭШБЭЕК. НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ НАЗАД

(СЛЕДОВАТЕЛЬ, ЗИЛЬБЕРМАН.)

Зильберман за столом, следователь – на «посетительском» стуле. У каждого на столе – по бокалу коньяка. Память следователя ставит момент на нарочитый повтор:

СЛЕДОВАТЕЛЬ

И ты наконец понял, что дорос до бога?!

На дне бокала следователя дымится плохо затушенный бычок – Зильберман выливает остатки коньяка из своего бокала – туда, – бычок с шипением гаснет.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

И ты наконец понял, что дорос до бога?!

На дне бокала следователя дымится плохо затушенный бычок – Зильберман выливает остатки коньяка из своего бокала – туда, – бычок с шипением гаснет.