Меир Ландау - Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа. Книга третья

– Да она вся мокрая! – возмущённо посмотрела она на девушку.

– Сами видим, – ответил ей старшина.

– Вы что, не могли её переодеть во что-нибудь приличное? – глянула медсестра на старшину.

– Во что приличное, Петровна? – удивлёно ответил старшина, – фуфайку в мазуте ей выдать что ли? Да и что мы, пятеро здоровенных мужиков будем девчонку раздевать? Жива и слава Богу, – махнул он равнодушно.

– И что на ней за одежда? – снова посмотрела медсестра, Петровна, на девушку и улыбнулась, – ты откуда вообще, красавица? У нас так уже лет сто не одеваются!

– С парохода… – проговорила ей тихо девушка, – там люди… они же тонут… он тонет…

– Понятно, – вздохнула медсестра и кивнула старшине, – с ней были ещё какие вещи?

– Да вон, чемодан, – указал взглядом старшина в угол, в котором стоял мокрый чемодан.

– Что в нём? – спросила Петровна.

– А почём мне знать? – равнодушно пожал плечами старшина.

– Да чем вы вообще тут занимаетесь? – вскрикнула Петровна, – то вам не надо, то вы не смотрели!

– Ещё скажи, что у неё в чемодане бомба! – развёл руками старшина, – ты на девчонку глянь! Она сейчас Богу душу отдаст, а ты тут ревизии мне устраиваешь! Будешь забирать её?

Петровна побледнела брезгливо рассматривая девушку.

– Документы у неё есть какие-то? – выдавила из себя она.

– Нет! – снова развёл руками старшина, посмотрев на медсестру, – она трупом плавала в воде! Понимаешь? В воде! Знаешь какая водичка там, тёпленькая? Там рыба помёрзла!

Петровна заткнулась, глянула на девушку в недоумении слушавшую их перепалку.

– Тебя как зовут? Откуда ты такая взялась? – кивнула она девушке уже без раздражения в голосе.

– Катя… – ответила девушка, – я из Харькова…

– Ну что же, Катя из Харькова, – вздохнула медсестра, – забираем мы тебя, поедем наверное сразу в Харьков, там и будем оформляться, раз ты у нас тут с пароходов падаешь…

– Вот уроды, – выругался старшина и с презрением глянул на Петровну.

– Мы вызвали Вас потому, что судя всего это относится не к нашей, а к вашей специфике, – говорил врач старику ведя его по коридору мимо запертых палат, в которых слышались смех и крики буйных пациентов, – её подобрала охрана «Рыбнадзора», в воде, в Печенежком водохранилище.

– Она плавала в водохранилище в середине апреля? – удивился старик.

– Не просто плавала, – уточнил врач, – она цеплялась за чемодан с вещами и звала на помощь, – он остановился и заглянул в окошко двери одной из палат, потом посмотрел на старика, – и в чемодане, и на ней самой, были вещи давно вышедшие из моды. А в чемодане и вовсе детские вещи. Таких сейчас не носят. Да и сама она была одета так, будто бы сбежала со съёмок фильма, прямо со съёмочной площадки. И я ей поверил бы скорее, если бы она начала вдруг рассказывать, что где-то там, на Печенегах, снимают кино. Но… – врач подумал.

– Что «но»? – кивнул ему старик.

Врач снова заглянул в окошко.

– Но я знаю точно, что кино у нас давно уже не снимают, – сказал он, – и её доставили нам врачи скорой помощи, потому что сразу посчитали девушку психически больной. Причём, замёрзшую как ледышка. Вряд ли кто-то стал бы так рисковать здоровьем актёров, согласитесь?

– Согласен, – кивнул врачу старик, – а что она рассказывает?

– Сами послушайте, – ответил врач.

– Ещё, я хотел бы посмотреть её вещи, в частности тот чемодан, – сказал старик.

– Вам их принесут. А я подожду Вас тут, – ответил врач, – мне интересно, имеем ли мы дело с очередной дурочкой, решившей искупаться в раритетной одежде в ночь на 15 апреля, или это действительно что-то, что не может объяснить наука.

Врач открыл двери. Старик вошёл в палату.

Катя сидела на койке в одной ночной сорочке, прижав к себе и обнимая колени.

Она глянула на старика и тут же, со слезами на глазах, бросилась к нему в ноги.

– Сударь! Я вижу Вы не один из этих душегубов! Прошу Вас! Помогите мне! Уведите меня отсюда!

– Тихо, тихо, – поднял её старик с пола, усадил обратно на койку и присел рядом.

– Я хочу Вам помочь, сударыня. И потому прибыл в это заведение едва узнал о Вас, – тихо сказал старик, – но мне нужно знать кто Вы и как Вас на самом деле зовут! И самое главное, поясните мне как Вы оказались в воде! Нынче не время для купания, согласитесь?

Катя сквозь слёзы посмотрела на старика.

– Я не сумасшедшая и искренне не понимаю зачем меня заперли в богадельне!

– Кто же Вы? – глянул на неё старик.

– Моё имя Екатерина Юсля. Мы плыли на пароходе… – заговорила Катя.

– Хорошо, Катенька, – кивнул старик, – Вы позволите Вас так называть? Ведь моя дочь старше Вас, судя по всему?

– Как изволите, милостивый государь, – опустила взгляд Катя пряча слёзы.

– Так Вы говорили докторам, что там было много людей? – спросил старик.

– Там было много людей, – проговорила Катя, – там сотни людей… женщины… дети… совсем маленькие дети… моя сестра и мой брат… Я прыгнула за борт, благо было не настолько высоко. Вода была холодная и я начала тонуть, но тут этот чемодан… Я схватилась за него. А эти… – глянула она на двери, – из-за них, наверное те люди не дождались своего спасения в море…

Старик опустил голову.

– Но тут уже очень давно не ходят пароходы, – ответил он, – и море отсюда очень далеко. Может это был прогулочный катер?

– И вы мне не верите… – едва не заплакала Катя.

– Тише, не надо плакать и отчаиваться, – успокоил её старик.

– Я хорошо знакома с одним человеком, – посмотрела на него Катя вытирая слёзы ладонью, – он поэт!

– Поэт? – переспросил старик.

– Да, поэт, – кивнула Катя, – конечно он не настолько известный, но он популярен в модерных творческих кругах.

– И кто же это? – посмотрел на неё внимательно старик.

– Владимир Маяковский! – воскликнула Катя, – тот самый футурист, который бросил вызов классикам и поэтому его много ругали в прессе. Прикажите ему написать! Он немедленно подтвердит, что я не убогая и не юродивая!

Старик горько усмехнулся и покачал головой.

– Ну почему же неизвестный? – тихо сказал он в ответ, – он довольно известен и популярен. Но я не могу приказать ему написать. И вряд ли он сможет помочь Вам.

– Почему? – искренне удивилась Катя.

– Он умер, – ответил старик.

– Когда? – растерялась Катя и вдруг перестала плакать.

– 14 апреля, – посмотрел на неё старик, – я соболезную Вам.

– Позавчера? – ещё более растерянно проговорила она, – Боже мой! Буквально два месяца назад мы принимали его в своём доме, в Харькове, на Чернышевской, – она помолчала и продолжила тише, – пили вино, слушали музыку и пели песни. С нами был этот мальчик, Божидар. А Владимир, он был такой… – она снова заплакала, – какая утрата для русской поэзии!