Лера Шелест - Дневники

Помните ли вы наш спор о привидениях и загадочных явлениях в целом? Вы утверждали, что все рассказы о них – плод воображения малообразованных, а то и склонных к пьянству людей.

Недавно я обмолвился о нашем споре в семейном кругу и неожиданно приобрел союзника. Вы наверняка помните тетушку моей жены Мэри – миссис Кэтрин Стоунер. Несмотря на свой почтенный возраст, она сохранила рассудительность и здравомыслие и, несомненно, обладала ими в юном возрасте. Согласитесь, что для молодой вдовы, не имевшей покровителей или знакомых, не считая дальней родственницы, открыть собственную мастерскую было настоящим подвигом. Но простите, я отвлекся. Миссис Стоунер рассказала нам о загадочных событиях, произошедших с ней в юности. К моему удивлению эту историю не знал никто из присутствовавших. Когда я осмелился поинтересоваться, почему она утаила такие необыкновенные страницы своей биографии даже от родных, она со смехом ответила: «Вы должно быть шутите, дорогой! Разумеется, я рассказала обо всем сестре и моей подруге Луизе: они хорошо знали и искренне любили меня, поэтому поверили каждому слову. Но посвящать кого-то еще? Боже упаси! Я только вернулась из Норвегии, утратив мужа, и хорошо понимала, что рассказ, подобный этому, несомненно заставил бы окружающих заподозрить, что потеря сказалась на моем рассудке, и я нуждаюсь в лечении, а Сальпетриер – ужасное место».

Миссис Стоунер была так добра, что согласилась ненадолго одолжить мне некоторые бумаги, включая дневник, которые я и пересылаю Вам.

Замечу лишь, что тетушка Кэтрин получила неплохое образование, а на момент написания дневника ей было приблизительно лет двадцать пять, поэтому она не подходит ни под одну из категорий людей, которые по Вашему мнению обычно рассказывают о загадочных происшествиях.

Искренне Ваш,

Так, а Сальпетриер это что? Еле разобрала, кстати. Если верить Википедии, психиатрическая лечебница в Париже. Да уж, действительно безрадостное местечко.

Кто бы ни был этот Джереми Уайт, он обещает, что в дневнике будет что-то интересное. И это что-то связано с Норвегией. Не буду пока говорить Олегу, а то и сам не уснет, и мне поспать не даст.

Из дневника Кэтрин Стоунер 11 октября 18.. Вечер

Похоже, у меня появился новый дом. Пусть и ненадолго – меньше чем на полгода – но хоть какая-то почва под ногами.

12 октября. Утро

Всегда думала, что на маяках темно и мрачно. Рада, что заблуждалась. Кажется, весь солнечный свет – от первого рассветного луча и до последнего закатного – будет моим.

Видимо Гарольд не зря смеялся над моим легкомыслием. Гарольд. Гарольд Стоунер. Гарольд – мой муж… был моим мужем. И я пока не могу привыкнуть к этому «был». Он… был талантливым инженером и самым добрым и заботливым из всех, кого я знала. Гарольд рано лишился родителей, но его опекун оказался разумным и предусмотрительным человеком и не стал настаивать на юриспруденции или медицине, позволив своему подопечному заняться тем, что его действительно интересовало.

Гарольд был одним из лучших на курсе. Это (и небольшое вмешательство опекуна) позволило ему найти место сразу по окончании университета; хотя нам и пришлось ехать почти на край света. А именно – в Норвегию. Я не возражала: Гарольд должен был принять участие в постройке нового маяка, а мой муж страстно увлекался ими. Мы мечтали о его карьере, нашем собственном доме, детях… А потом… Потом был этот несчастный случай. Сорвавшийся груз. Гарольд оттолкнул стоявшего внизу рабочего, а сам… сам он не успел.

Главный инженер лично приехал рассказать мне о случившемся, выразить свои соболезнования. Помню, как он постоянно повторял: «Ваш муж не мучился… не мучился». Тогда мне это казалось нелепым: как это может утешить? как вообще получилось, что Гарольд, такой молодой и полный сил, погиб?

Сейчас понимаю, что это действительно утешение: если кому-то из ваших близких приходится покинуть этот мир, пусть это будет хотя бы безболезненно. Хотя бы для него.

Мой мир был разрушен. Я сидела в нашем номере в гостинице и буквально ощущала, как вокруг меня ширится пустота. К сожалению, судьба редко спрашивает, хотим ли мы взять себя в руки. Через несколько дней после похорон мне пришлось решать, что делать дальше. Оставаться я не могла: хотя главный инженер проявил участие и взял на себя все расходы, оставшаяся у меня на руках сумма была невелика. Нужно было возвращаться в Англию. А потом? Моя семья была против моего брака с Гарольдом. Юноша без имени и состояния. Как можно?! (Отец Гарольда был простым стряпчим). С самого детства все внимание и вся любовь родителей принадлежали моему брату Реджинальду. Он был первенцем, наследником состояния и продолжателем рода. Я и моя младшая сестра Джейн сперва были предоставлены заботам гувернантки, а затем отданы в пансион. Вернуться домой и ежедневно выслушивать лицемерные соболезнования вроде «умереть таким молодым и даже не обеспечить супругу» казалось невыносимым. Найти место? Я неплохо шила и вышивала, но этим много не заработаешь. Оставалась еще возможность найти место компаньонки; две мои подруги, с которыми я вместе училась в пансионе, уже пошли по этому пути. Изредка я получала письма от них, в которых, несмотря на все их попытки казаться жизнерадостными, между строк по капле просачивалась горечь. Заискивающе улыбаться в ответ на язвительные замечания, бросаться выполнять малейшие капризы, выслушивать упреки в том, в чем ты не виновата…

В любом случае сначала нужно было вернуться назад.

И тогда я решилась на подлог. Мне предстоял долгий путь, языка я не знала, а путешествовать одной, без компаньонки, девушке не только неприлично (что мало меня беспокоило), но и небезопасно. К счастью, нужный мне паром отходил вечером, а словесное описание в паспорте так несовершенно. Поэтому на борт поднялся юноша, господин Стоунер. Подумать только, моя мальчишеская фигура, из-за которой я столько лет втайне горевала, сейчас оказалась даром свыше. Волосы, конечно, пришлось остричь, но это было наименьшей из всех бед.

Паромом мне посоветовал воспользоваться главный инженер, посетивший меня за день до моего отъезда. Он убедил меня, что, несмотря на большое количество пересадок, это самый безопасный и удобный способ добраться до Бергена, а уже там сесть на судно, плывущее в Англию.

О путешествии на пароме рассказывать нечего: как только мои попутчики понимали, что я не знаю языка, они теряли ко мне интерес, так что мне оставалось любоваться побережьем.

В одном из небольших городков мне пришлось заночевать – нужный паром отходил только утром. Маленькая гостиница оказалась уютной, ее хозяин – человеком обходительным и разговорчивым, к тому же неплохо знавшим английский, поэтому мне не хотелось подниматься наверх.