Михаил Карс - Шторы с павлинами. Роман

– Ну, и как звали Вашего командира? – продолжил настаивать директор.

– Иван Феофанович, – неуверенным голосом произнёс Иван.

– Вы, наверно, догадались, что Ваш командир – мой родной брат! Я ведь тоже Яковенко. Только Ваш тёзка на десять лет моложе меня. Младшенький, в общем!

Иван был настолько растерян, что ничего не мог ответить.

– Так, значит, это Вы спасли моего брата однажды? – И, не дожидаясь ответа, улыбаясь, продолжил: – Ванька мне рассказывал, как он с жизнью попрощался. Он такие дифирамбы пел своему водителю, что я в какой-то момент ему позавидовал.

– Да ничего я такого и не сделал, – со смущением выдавил из себя Иван, – просто не дал нам перевернуться.

– Ну-у, не знаю! – загадочно продолжил Пётр Феофанович. – Я только вчера звонил братцу, и он до сих пор сожалеет, что был вынужден уволить своего водителя. Сокрушался, что таким профессионалам надо служить не два года, а до тех пор, пока они начальству не надоедят.

После этих слов директор раскатисто засмеялся.

Иван сидел настолько смущённый, что не знал, как реагировать на веселье директора.

– Мне когда сказали, что на работу устраивается парень, который служил у моего брата, – продолжил мужчина, – я первым делом поинтересовался фамилией. А когда узнал, то чуть со своего стула не упал! Такие чудеса и совпадения бывают один раз в жизни! Поэтому беру тебя на работу без каких-либо условий.

Иван не верил своим ушам. Он вообще не верил в происходящее. Воспоминания о своём командире были у него только в восхищённых тонах, и он чувствовал, что брат полковника по характеру мало чем отличается. А значит, работать с ним будет легко и приятно. Радость с каждой приходящей мыслью нарастала всё больше и больше. К концу разговора улыбка не сходила с лица Ивана. Все попытки убрать её не приводили к нужному результату. Ивану казалось, что со стороны он выглядит нелепо, словно психически нездоровый, которому сделали «укол радости». Но сидевший напротив директор ни одним мускулом не указал ему на странность выражения лица Ивана.

Разговор закончился тем, что директор дал команду Тамаре Ивановне, которая всё это время сидела поодаль, устроить Ивана на работу с завтрашнего дня. Приказ она должна была подготовить сегодня к вечеру, чтобы директор его подписал. На этом все расстались, удовлетворённые встречей.

Приехав домой, Иван сообщил родителям, что устроился на работу. Рассказывая в подробностях, как его принял директор и то, что тот оказался родным братом командира части, в которой он служил, Иван на секунду посмотрел на отца. Тот сидел с каким-то торжествующим видом.

– Ты чего такой? – поинтересовался Иван.

– Как фамилия директора? – переспросил отец.

– Яковенко.

– Так и есть! – воскликнул отец.

– В каком смысле?

– Мы с Петькой вместе учились! – радостно произнёс отец.

– Где?

– В детстве мы вместе учились в единой трудовой политехнической школе, – ответил отец. – Я завтра с тобой поеду – вот он обрадуется!

Ивану казалось, что всё происходит не с ним. Таких совпадений и пересечений он уже не мог воспринять.

Утром они собрались и отправились на завод. При виде отца директор по-мальчишески подпрыгнул и бегом побежал обниматься. Отец, неожиданно для Ивана отбив короткую чечётку, также с криком «Яковешка, я не верю своим глазам!» побежал навстречу директору. Они обнялись, долго похлопывая друг друга по спине. Ивану опять показалось, что он спит и видит добрый и хороший сон.

– Так это твой сын?! – радостно спросил директор, когда они с отцом подошли к Ивану.

– Да, как видишь, вырос и возмужал! – с гордостью произнёс отец. – Стал таким самостоятельным, что я только вчера узнал о его трудоустройстве!

Иван впервые видел отца таким непринуждённым, каким-то даже помолодевшим. А уж такое высказывание в свой адрес для него вообще стало откровением! Ведь отец всегда говорил, что Иван ведёт себя как маленький, что он безответственный, слабохарактерный, пренебрегающий своей судьбой, и вдруг – такое…

Пётр Феофанович посмотрел сначала на отца, потом на Ивана и, причмокнув языком, сказал:

– А пошли-ка ко мне в кабинет – вспомним нашу молодость!

Они поднялись в знакомый Ивану кабинет. Директор открыл небольшой шкафчик, достал оттуда бутылку «Столичной» и водрузил на стол. Из шкафа, как по мановению волшебной палочки, стали появляться ливерная колбаса, хлеб, шмат сала и конфеты. Иван смотрел на это разнообразие и никак не мог понять: а когда же директор собирается работать? Но задать этот вопрос побоялся.

Пётр Феофанович разлил водку в гранёные стаканы и, взяв свой, сказал: «За тех, кто не вернулся!»

Отец мгновенно изменился в лице. Правда, он не воевал, имея бронь, но многие его друзья и одноклассники не вернулись с войны.

Они выпили не чокаясь. После чего, взяв по куску колбасы, начали вспоминать свою молодость.

– Помнишь, – начал директор, – как ты в крапиву упал? – И сразу рассмеялся.

– Так я не сам! Меня Фимка тогда толканул, нога у меня подвернулась – я и не удержался.

– Да-а… было время.

– А ты ж тогда в Софочку был влюблён? – глядя на директора, спросил отец.

– Красивая была барышня, – прищурив глаза, задумчиво произнёс Пётр Феофанович и налил ещё по половине стакана. Отец слегка поморщился, но не отказался, что у Ивана вызвало удивление. Михаил Дмитриевич был категорическим противником алкоголя. По крайней мере, в семье. Они ещё раз выпили и продолжили разговор.

– А помнишь, как мы работали в колхозе? – спросил отец.

– Вот были времена! Сколько мы тогда молодой кукурузы поели!

– А как на речку сбега́ли?

– Да-а! Я, помню, плавать не умел, а вы с Колькой меня на глубину затащите и давай к берегу уплывать, а я руками машу – то за воздух, то за воду цепляюсь!

– Так ведь научился плавать-то!

– Да. Мне на фронте это пригодилось, когда Днепр форсировали. Снаряд в пяти метрах в воде разорвался – и нас с плота́ выкинуло. Если бы плавать не умел – утоп бы! Сентябрь, вода холодная, а я плыву и перед глазами – не поверишь – Софочка! И как будто она впереди меня плывёт и рукой подзывает. Я за ней. Так и выбрался на берег. А там – месиво. Взрывы, разорванные тела, скрежет металла… Ещё один взрыв неподалёку – и я в себя пришёл. Это уже потом, к декабрю, меня отозвали в Москву. Я ведь тоже бронь имел, но по документам брата призвался. Ему тогда уже двадцать три было. Только отслужил срочную. А через год – война. Я как Левитана услыхал – сразу в военкомат, а мне: «Нет, Вы нужны в Москве». Я его документы взял и на уличном призывном пункте всё быстро решил. Потом ему документы вернул. И представляешь – только через два года сообразили, что меня нет!

На этой фразе директор рассмеялся.