Ольяна Чарцова - Дедовские страсти

Любаша, обрадовавшись, что про нее забыли, взялась рыхлить землю возле померанцевого дерева, на котором сияли оранжево-красные плоды. Но нянюшка тут же опомнилась – она должна всем заправлять на хозяйстве:

– Любашка! Барыня сказала, что с памирана лист упал! Смотри хорошенько за ним! За каждый слетевший листок сниму волосок! Если что не так, сама за косу оттаскаю!

– Да это он листья скидыват, потому что ягод много. Они все соки вытягивают, на лист не хватает. Дерево – деревом, а все как у людей: мать последний кусок хлеба отдаст, лишь бы дитятко сыто было.

Нянюшка, услышав последние слова про мать и дитя, вдруг пригорюнилась и запричитала: « Да уж я-то своего рабеночка ли не кормила! Уж молока-то было – не меряно. Сытый такой он был, гладенький, только ел и спал. А как Степушку в солдаты забрили, так и сгинул наш сыночек! А этим молоком я тебя Софьюшка выкормила!».

София разглядывала облака, видневшиеся через стеклянную крышу теплицы. Она многократно слышала эти Нянюшкины причитанья, знала, что сейчас начнется рассказ про то, что полюбила кормилица эту беленькую барышню, как свою родную дочурку, что лелеяла и холила пылинки сдувала, как она не уследила единственный раз за своей дитяткой, когда та в пруду чуть не утопла, благо прекрасный прынц мимо проезжал, спас нашу красавицу, нашу королевишну. А вот теперь она выросла и скоро приедет Иван Царевич на скакуне благородных кровей и увезет от нее Софьюшку в чужую сторонку! На этом месте должна была вступить София и клятвенно заверить свою любимую нянюшку, что всенепременно заберет ее с собой и позволит ей водиться с детками и никаких немецких бонн в доме не будет.

Но неожиданно вступила Любаша:

– А я сегодня в лесу молодого барина видела.

– Какого-такого барина? – встрепенулась нянюшка.

– Да старухи-княгининого внука из охотничьего домика. Красавец! Косая сажень в плечах! – горделиво расправив плечи, Любаша продолжила. – А обходительный какой! Провожаться пошел.

Нянюшка вдруг подобралась, насторожилась, вытянулась в струнку и осторожно спросила, выдыхая перед каждым словом:

– А он один был? Али с кем?

– Собака у него была. Лохматая, большая! Иван со страху чуть на дуб не залез! – со смехом вспомнила Любаша историю с подбитой птицей.

– Так вы с Иваном на полянке у дуба встречались? Я там Степушку провожала…

Нянюшка набрала воздуху в легкие, чтоб затянуть очередное протяжное причитание про то, как она со Степушкой хороводилась, как они любили друг друга без памяти, а господа пожениться им не дали и забрили ее Степушку в солдаты, а сыночку их незаконного вскоре Господь прибрал, и осталась она одна-одинешенька…

Но тут ее прервала уже София, и эту историю слышавшая много раз.

– Нянюшка, а давай Любашу на Иване поженим! Чтоб не получилось у них как у вас со Степаном! Я папеньку уговорю, а ты маменьку уломаешь?

Любаша, никак не ожидавшая такого благоприятного исхода ее долгой отлучки, замерла тихой змейкой, боясь спугнуть неожиданную удачу.

А в охотничьем домике бушевали страсти совсем иного рода. Княгиня, проснувшись спозаранку, почувствовала озноб во всем теле и велела Степану растопить печь. Но дров не было.

Причем, их не было уже давно. Княгиня посылала своих людей в лес неподалеку, который был когда то в собственности семьи Ордаевских. Страстновский управляющий отлавливал пойманных с поличным княжеских людей, отбирал дрова и доставлял барину на экзекуцию. Алексей Иванович, витающий в эмпиреях литературного творчества, обыкновенно отмахивался: «Делай, как знаешь». Анна Леопольдовна, напротив, возмущалась и требовала от супруга немедленно принять меры по самоуправству этой развенчанной королевы, которая кичится своим родством с Великокняжеским семейством и самим Государем, а у самой муж каторжник, и даже на дрова денег нет! И графиня Анна Леопольдовна Страстнова в очередной раз повелевала запереть замок на въездных воротах в охотничий домик, дабы неповадно было Их Светлости Княгине Ордаевской в чужих угодьях лес воровать!

– Аришка! Самовар поставь! Андрей спозаранку хотел подняться. Под сосной шишек набери! – Княгиня зябко подернула плечами и выглянула в окно.

Неподалеку от дома стояла одинокая сосна, которая исправно поставляла растопку для самовара. Мария Федоровна грешным делом почитала эту сосну за хранительницу дома сего. Будучи совсем юной девушкой, готовясь стать супругой генерал-аншефа князя Ордаевского, известнейшего героя Наполеоновских войн, осматривала она фамильное имение Дедово, в котором родилась и выросла, и которое назначалось теперь ей в приданое. И подле наново отстроенного охотничьего домика, долженствующего явиться уютным уголком для молодых влюбленных, увидела Машенька Шарметьева тоненькую юную сосенку, которая запала ей в душу настолько, что приехамши в следующий раз с молодым супругом, показала она ему эту сосенку. На что муж ее, утомленный войной сказал: «Как она на тебя похожа, радость моя! Такая же стойкая, светлая и сильная!». В тот год по весне была большая буря в уезде, и множество деревьев повалило и крыш унесло, а тоненькая сосенка стояла торжествующая на поляне среди поваленных старых коряг. Велел Князь рядышком дубок посадить, в ознаменование соединения любящих сердец, дабы всегда они были рядышком, осеняя друг друга своими ветвями. Впоследствии, когда супруга ее драгоценного в кандалы заковали, зачах молодой дубок и стоял теперь сухой остов рядышком с разлапистой мощной сосной, столь щедро одаряющей плодами, хоть и не съедобными, но вполне годными на растопку.

– Чуть свет, уж на ногах и я у ваших ног! – Андрей спустился с мансарды и шутливо припал к ручке своей любимой бабушки. Одет он был не по-господски – в простую белую рубаху и штаны, так как собирался на рыбную ловлю.

– А позавтракать?! – Княгиня кивнула в сторону накрытого стола.

Андрей взял пирожок и, пережевывая на ходу, отмахнулся.

– Недосуг! Клев закончится! – приостановился – Впрочем, вели положить пирожков, проголодаюсь на обратном пути.

– Как поохотился-то вчера? – спросила вдогонку Княгиня.

Андрей усмехнулся сардонически, вспомнив вчерашнее происшествие:

– Превосходно! Подстрелил жирного селезня, который сбил с ног дедовского мужика, но не насмерть. А еще поймал в сеть прелестную местную поселянку.

– Тоже дедовская? – Мария Федоровна была рада любым способом досадить ненавистным захватчикам.

– Страстновская из дворовых.

Княгиня жаждала услышать подробный рассказ, но Андрей, подхватив увязанную котомку с пирожками, уже сбежал на задний двор, где Степан налаживал удочки и ждал с нетерпением: рыбалить Степан любил, пожалуй, даже более хозяина.