Елена Гремина - Пьесы и тексты. Том 2

© Е. Гремина, М. Угаров, наследники, 2019

© И. Угаров, составление, 2019

© Е. Ковальская, К. Матвиенко, послесловие, 2019

© Новая газета / Анна Артемьева, фото на обложке

© РИА Новости / Артем Житенев, фото на обложке

© ООО «Новое литературное обозрение», 2019

ВАРЛААМ, 24 лет,

монахи-книгописцы.

ФЕДОР, 19 лет,

ГРИША, крылошанин, 17 лет.

ВАРЛААМ ( вздыхая ). Какой лист испортил!..

ГРИША. Что? Что ты говоришь?

ВАРЛААМ. Говорю – лист испортил. Ишь – перо поехало.

ГРИША. Где? Где?

ВАРЛААМ. Да вот же. ( Тычет пальцем в исписанный лист .)

ГРИША. Дай посмотреть. ( Вскакивает, подходит к Варлааму и смотрит. Наклоняется к листу и мелко, часто-часто целует страницу .) Голубь, голубь!

ВАРЛААМ ( колотит его по голове ). Иди отсюда!

ГРИША ( снова садясь на пол ). Голубь, голубь… ( Залезает на кровать к Федору и дует ему в лицо .)

ВАРЛААМ. Отстань! Слышишь, не трогай его.

ГРИША ( печально ). Нет. Не вернулся еще, голубь.

ВАРЛААМ. Не вороши! Потревожишь раньше времени – хуже будет.

ГРИША. Да разве ж я… Господи! Ни за что, ни за что.

ВАРЛААМ. Вишь ведь – рука еще с того листа не твердо шла. Как в волнении писал.

ГРИША. А вот-то, вот-то, смотри. Вишь как дернулся… Испугал его кто?

ВАРЛААМ. Кто испугал?

ГРИША. Ну, бывает. Иной раз испугаешься – так рука сама будто и прыгнет.

ВАРЛААМ. Так и есть – испугал кто. ( Грише .) Не входил?

ГРИША. Ей-богу. Когда он переписывает, я не хожу. Рассердится. Ничем не задобрить. ( Снова мелко целует лист .) Голубь, голубь… ( Забирается на кровать, долго и пристально смотрит в лицо Федору .)

ВАРЛААМ. Кому сказано?

ГРИША. Я тихо. Ты сам кричишь. Потревожишь. Надо ласково. Из падучей лаской выводят. А если кто заругается – он снова туда уйдет. Ему там лучше покажется. Лаской и тихим голосом: здесь, мол, лучше – там хуже…

ВАРЛААМ. А ты почем знаешь – где лучше?

ГРИША ( привстав, изумленно ). Что ты, Варя, Бог с тобой – где лучше?!

ВАРЛААМ. Еще Варей назовешь – прибью. Вчера – прибил?

ГРИША. Прибил.

ВАРЛААМ. Больно?

ГРИША. Больно.

ВАРЛААМ. Еще Варей назовешь, прибью.

ГРИША. Хорошо, Варя.

ВАРЛААМ ( шипит ). Ну, хоронись!

ГРИША. Потревожишь!

ВАРЛААМ. Нет, я тихо.

ГРИША. А я закричу громко.

ВАРЛААМ. Молчи от греха!

С чего ты взял, что там хуже, а здесь лучше?

ГРИША. Как – с чего? В падучей-то – лучше? Вишь ведь как он выгибается каждый раз, как будто кто мучает его… Так и тыркают его там в бока да в спину – а нам не видно. Кровь ртом шла в прошлый раз…

ВАРЛААМ. Язык прикусил. Вот и шла.

ГРИША ( привстав ). Бог с тобою, Варлаам, зачем ты так говоришь? Я давно за тобой смотрю и жалости в тебе не вижу.

ВАРЛААМ. Вот муха раззуделась.

ГРИША. А жалости в тебе нет.

ВАРЛААМ. В тебе зато есть.

ГРИША. Во мне зато есть. ( Ложится .)

ВАРЛААМ ( читает ). «Господи, помоги рабу твоему Федору, сыну Богданову. Рука ему крепка. Око ему светло. Ум ему острочен. Писать ему золотом…» Глупости!.. Кому все дано, тот еще просит…

ГРИША ( приподнимаясь ). А знаешь, ты худого не говори. Он все слышит.

ВАРЛААМ. Как – слышит?

ГРИША. Хоть и спит, а слышит. Если кто худое скажет, он на себя подумает. Я так раз сказал, а он подумал, что он сказал. В прошлый раз вот так же с Алексеем сидели, а он лежал. Я Алешке рассказывал, как подошел ко мне ночью черный вплотную. Приступил прямо к лицу. Я даже, что изо рта у него воняет, понял.

ВАРЛААМ. Ну?

ГРИША. Ну и через день-два Федор мне говорит: знаешь, говорит, нынче ко мне черный приступил так близко, что изо рта у него пахло. Да смалодушничал вдруг и пропал. Я ему говорю: мне был такой грех! А он рассердился: мне, говорит, а не тебе! Стали мы спорить… Ну да с ним долго не поспоришь, за волосы взял да об колено. А я, хоть и обида взяла, все равно говорю, что мне, а не ему. Тут он плюнул да и ушел. А потом приходит и говорит, что у того, мол, черного, глаз был вытечен. У твоего, говорит, глаз вытечен? А у моего, говорит, вытечен, так что вот. За волосы простить просил, раз у его черного глаз вытечен, а у моего – нет…

А я думал-думал, да и догадался. Я Алешку взял и говорю: вот, говорю, Алешка, а вот, говорю, мой ему рассказ. Уж если б ты видел, как ему тогда неприятно стало… Враз лицом почернел. Не говори, говорит, в другой раз, а то наговоришь, а я на себя приму. И за волос еще раз дернул.

ВАРЛААМ. А может, ему другой приходил? Только у того глаз был вытечен.

ГРИША. Ну?

ВАРЛААМ. Может, он про своего рассказывал?

ГРИША. Нет, про моего.

ВАРЛААМ. А глаз?

ГРИША. А что – глаз? Ну тебя к черту с глазом твоим вместе.

ВАРЛААМ. Да что же ты – кого вспоминать решил?!

ГРИША. А не выводи меня, вот я и молчать буду! ( Лег и закрылся одеялом с головой .)

ВАРЛААМ ( читает, потом сидит некоторое время задумавшись ). Рука… Вот оно, что рука значит! Да, легка рука! Легкая рука… Большое дело. Легкая рука головы стоит. Ведь как легкой-то рукой описывает… У всех рука суше будет, а у этого…

Гриша! Потревожишь еще! Слышишь?

( Шипит. ) Кому говорю?!

ГРИША. Укусил! Укусил по правде, гад. Играться играй, а по правде-то зачем? ( Плачет .)

ФЕДОР ( скидывает одеяло ). Что вы, черти, спать не даете?!

ВАРЛААМ ( шепчет ). Что ты орешь? Да еще кого поминаешь?!

ГРИША ( плача ). Ты, Федька… ты… соба-ака!

ФЕДОР ( грозно ). Вы мне что спать не даете?! Ведь только заснул, только разоспался. ( Пинает Гришу .) Прочь пошел! Не скули!

ГРИША ( плача ). Соба-ака…

ФЕДОР ( наклоняется и из-под кровати достает бутылочку; Грише ). Молчи, а то не дам.