Александр Житинский - Agnus Dei

Они заходят в приемную майора госбезопасности Лежавы.

В приемной сидит секретарь в форме.

Соболев.

К майору Лежаве. Назначено.

Секретарь.

Проходите. Нет-нет, только товарищ полковник.

Иваницкий.

(возмущенно).

Меня тоже вызывали! Скажите Вахтангу...

Секретарь.

(официально).

Подождите. Вас пригласят.

Иваницкий садится на стул, демонстративно ждет.

Кабинет Лежавы. День.

Майор Лежава, одетый в штатское, сидит за письменным столом. Перед ним разложены фотографии девушек. Лежава раскладывает из них нечто вроде пасьянса.

Входит Соболев.

Соболев.

Здравия желаю, товарищ майор.

Лежава.

Заходи, полковник! Сыру хочешь?

Соболев.

Какого сыру?

Лежава.

Швейцарского. Бери, пока дают...

Лежава нагибаетсяся, вытаскивает из-под стола подносик, на котором стоит графинчик коньяка, две рюмки и тарелочка с нарезанным сыром.

Разливает коньяк в рюмки.

Лежава.

За успех нашей общей операции. Москва в курсе.

(Чокается). Хозяин следит лично!

Соболев.

(мнется, указывает на дверь).

Там Георгий...

Лежава.

Пей, пей! Я знаю, что там Георгий. Георгию свое время.

Смотри, какие девчата! Любо-дорого! Все райкомы комсомола перерыли.

Выбрали двоих. Вот...

(Бросает на стол перед Соболевым две девичьи фотографии).

Марина Ветлицкая, двадцать два года, из рабочих...

Вера Румянцева, студентка, девятнадцать лет. Отец погиб на фронте, мать – научный работник, есть старшая сестра, в госпитале санитаркой работает... Вот их личные дела. Ну, как? Берем?

Соболев.

(хмуро).

Как скажете.

Лежава.

А чего хмуришься? Смотри, какие девушки! Настоящие героини! А ты хмуришься.

Не нравятся – скажи. Подберем других. Хотя этих подбирали очень ответственно. Очень!

Соболев.

А парней нельзя подобрать? С парнями проще.

Лежава.

Нам не надо – проще. Нам надо, чтобы красиво было. Бери, говорю!

Соболев.

Хорошо.

Лежава.

Вот и договорились!

(Нажимает кнопку звонка, показывается секретарь) . Зови писателя!

Квартира Иваницкого. Вечер.

Иваницкий приносит из кухни чай на подносе. Два кусочка хлеба и два кусочка сахара. Соболев сидит за столом, принимает чай.

Иваницкий.

Ну, согласись, что я обслуживаю тебя лучше, чем Надюша.

Соболев.

(улыбаясь).

Лучше, дядюшка. Надюшу я сам обслуживаю.

Иваницкий.

Потому что распустил. Баб распускать нельзя.

(Достает графинчик водкой). Выпьем?

Соболев.

Давай.

Иваницкий.

(наливает).

Это дело надо отметить. Большое дело!

Соболев.

Хоть сказал бы. Я как дурак. Дело делаю, а зачем – не знаю.

Иваницкий.

Всему свое время. Не имею права, Коленька. Государственная тайна.

(Чокается, выпивает) . Да тебе же и спокойнее. Не знать.

Соболев.

Это уж точно. Лучше не знать, что там творится, в органах.

Иваницкий.

Об органах либо хорошее, либо ничего, Николя.

Соболев.

Как о покойниках.

Иваницкий.

(хватается за рот).

Господь с тобой! Вот глупость сморозил!

Райком партии. День.

В зале райкома с бюстами вождей и лозунгами на стенах проходят занятия народных ополченцев, в основном, девушек. Девушки занимаются санитарной подготовкой, с увлечением накладывая друг другу повязки.

В центре зала две девушки накладывают повязку на голову бюста Сергея Мироновича Кирова.

Входят Алексей в форме лейтенанта и секретарь райкома Кизилова – крепкая молодая женщина в гимнастерке без погон и в юбке.

Губин.

Вы уверены, что бюст используется по назначению? После вражеской пули, выпущенной в товарища Кирова, эти перевязки выглядят как насмешка... Прекратить!

Кизилова.

Точно! Это как мертвому припарки.. То есть не так... Я не так хотела сказать...

(Кричит девушкам). Поставьте на место голову товарища Кирова!

Губин.

Где Румянцева?

Кизилова.

Румянцева! Вера, иди сюда.

Вера Румянцева подходит.

Вера.

Товарищ секретарь райкома, ополченка Румянцева...

Кизилова.

Хорошо, молодец! Товарищ лейтенант хочет с тобой поговорить.

Губин.

(козыряет).

Алексей Губин.

Вера.

(протягивает ему руку).

Вера Румянцева.

Губин.

(не отпускает руки).

Вижу глаза храброй девушки.

Вера.

Скажете...

Губин.

Стреляешь хорошо?

Вера.

Ворошиловский стрелок.

Губин.

В разведшколу пойдешь?

Вера.

А что надо делать?

Губин.

Все, что прикажут. Взрывать, передавать сведения... Но сначала учиться...

(Тихо, на ухо Вере). Парень есть?

Вера.

Чего?

Губин.

Ухажер есть?

Вера.

А зачем? Для разведшколы? Если нужно...

Губин.

Нет, не нужно. Будет нужно – скажу.

Лестница в доме Румянцевых. Вечер.

Вера с трудом, цепляясь за перила, поднимается в свою квартиру по лестнице

с намерзшей на ней водой.

Коридор квартиры Румянцевых. Вечер.

В темном коридоре Вера сталкивается с соседкой Анной Никитичной. Поверх пальто она завернута в одеяла и платки. В руках держит игрушечного попугая-погремушку.

Она трясет его и прислушивалась к шороху перекатывающихся зерен.

Соседка.

Ты кто? Вера или Ника?

Вера.

Я Вера, Анна Никитична.

Соседка.

Слышишь, Вера, там что-то перекатывается... Горох там, не иначе. Как думаешь?

Вера.

Вы вскройте и посмотрите, Анна Никитична.

Соседка.

Нельзя... Сейчас нельзя. Олег Николаевич даже не знает. Я выхожу и слушаю эти зерна в коридоре. А у него, знаете, какой слух. На Новый год я вот так погремлю, Олег Николаевич удивится, потом сварим суп из этого гороха, потом Олег Николаевич поиграет. Вот он совсем худой, ну совсем, а сила в руках есть... Это удивительно.

Вера.

(дергает закрытую дверь).

А где мама?

Соседка.

Клавдия Петровна последние дни не приходит. Ваш ключ лежит здесь. А я стою и переживаю. Думаю, зайдете, а ее нет. Извините, ради Бога.

Вера.

Кого нет, Анна Никитична?

Соседка.

Я табуретку вашу сожгла.

Из-за двери слышится возглас: „Мама!“.