Дмитрий Мережковский - Борис Годунов. Киносценарий

Григорий. Нет, деньга звенит. Золотые. Да постой, тут еще грамота.

Подходит к окошечку, где уже стало чуть светлее, и читает, наклонясь, про себя, пока Мисаил, торопливо шепча молитвы и крестясь, осматривает и трясет мешок.

Григорий (читает тихо). «Наказ… Царевичу Димитрию… уходить тайно в Литву…» «а там будут ему в помощь верные люди… а с уходом сим чтобы не медлить…» (Останавливается). Вот оно что.

Мисаил. Да говори, сказано-то как в грамоте?

Григорий. Никак это… уходить мне. А то плохо будет.

Мисаил. Мать Пресвятая Богородица. Утекли мы единожды от злодеев, так опять они на нас, яко львы. Уходить так уходить, я готов, не сборы собирать, нагрянут еще нечестивые.

Григорий (быстро что то сбираясь, пряча в мешок). А ты-то куда? Про тебя ничего не сказано.

Мисаил (тоже что-то собирает). Как куда? А я и не думаю, куда ты, туда и я. Вместе были в узилище кинуты, и чудесному избавлению вместе подверглись, так теперь, как ты с казной утечешь, мне что одному оставаться, ответ держать? Я уж с тобой, брат Григорий, туда ли, сюда ли, только вон из блата сего смрадного, от ищущих поглотити ны.

Григорий (уже совсем готов). Ну ин тащись, отче, да поторапливайся, уйдем, пока братия не поднялась. Уж свет, к заутрени, гляди, ударят.

Мисаил. Мы тишком, молчком, по стеночке. Как мухи пролетим. Мальчонка бы до ворот не привязался, востроглазый. Митька этот. Как смола прилип, где не можно — вокруг околачивается, теперь чуть и в обители-то привитает.

Григорий. Что ж, он не помеха. К пути же привычный.

Мисаил. Я и говорю. Да и грех младенца отгонять. Шустрый такой, поможливый. Иди, Григорий, смотри, дверь бы не скрипнула. Ну, Господи благослови. Заступница Казанская. Пресвятая Матерь Божия и все святые угодники…

Тихо выходят. В светлеющих заревых сумерках, крадутся по монастырским переходам. Вот они в ограде. Кое-где уже ударили дальние колокола. Когда чернецы подходят к воротам, ударяет, густо, и Чудовский колокол к заутрени. Тут откуда-то выкатывается взъерошенный Митька. Деловито, знаками, показывает, что калитка в воротах отомкнута. Привратник отлучился, на одну минутку: надо спешить. Оглядываясь, путники пробираются к воротам и благополучно выскальзывают за калитку, все трое: Митька, конечно, не отстал, да и не отстанет.

Москва гудит колокольным звоном.

Корчма на Литовской Границе. Григорий мирянином. Мисаил в виде бродяги-чернеца. Хозяйка подает на стол.

Григорий (хозяйке). Это куда дорога?

Хозяйка. В Литву, кормилец, к Луевым горам.

Григорий. А далече до Луевых гор?

Хозяйка. Недалече, к вечеру бы можно туда поспеть, кабы не заставы царские, да сторожевые пристава.

Григорий. Как заставы?

Хозяйка. Да бежал кто-то из Москвы, Господь его ведает, вор ли, разбойник, только всех ведено задерживать да осматривать. А что им из того будет. Будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога. Вот хоть отсюда свороти влево, да бором до часовни, а там уж тебе и Луевы горы. (Смотрит в окно). Вон, кажись, скачут. Ах, проклятые.

Григорий. Хозяйка, нет ли в избе другого угла?

Хозяйка. Нету, родимый, рада бы сама спрятаться…

Мисаил вдруг беспокойно и спешно спохватился, запахивает подрясник, стягивает пояс на животе, озирается по сторонам и лезет тщетно на полати, но срывается; замечает вдруг большую кадку за дверьми, переваливается животом и скрывается за ней. Григорий молча сидит у окна. Входят пристава.

Пристав. Здорово, хозяйка.

Хозяйка. Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим.

Пристав. Э, да тут угощенье идет. (Григорию). Ты что за человек?

Григорий. Из пригорода, в ближнем селе был, теперь иду восвояси.

Пристав. Хозяйка, выставь-ка еще вина. Мы здесь попьем, да побеседуем.

Садятся за стол. Хозяйка приносит вино. Пьют. Один из приставов важно осматривает Григория.

1 Пристав (другому). Алеха, при тебе ли царский указ?

2 Пристав. При мне.

1 Пристав. Подай сюда.

Григорий. Какой указ?

1 Пристав. А такой: из Москвы бежал некоторый злой еретик. Слыхал ты это?

Григорий. Не слыхал.

Пристав. Не слыхал? Ладно. Приказал царь всех прохожих осматривать, чтоб того беглого еретика изловить и повесить. Знаешь ли ты это?

Григорий. Не знаю.

Пристав. Умеешь читать?

Григорий. Умею.

Пристав. Ну так вот тебе царский указ.

Григорий. На что мне его?

Пристав. А читай, коли умеешь. Вслух читай.

Григорий (читает). «Чудова монастыря недостойный чернец Григорий впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам сказалось: отбежал он, окаянный Гришка, к Литовской границе…»

Пристав. Ну вот.

Григорий (продолжает). «А лет ему, вору Гришке, от роду… (останавливается) за 50, а росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое».

Пристав. Стой, стой. Что-то нам не так было сказано.

2 Пристав. Да помнится, сказано было лет ему 20. А волосы рыжие, глаза голубые…

1 Пристав. А ты, что же читаешь нам? Забава тебе, что ли? Лоб плешивый, борода седая? (Шепчет про себя). Волос рыжий, глаза голубые… (всматривается в Григория). Да это, друг, уж не ты ли?

Григорий вдруг выхватывает из-за пазухи кинжал. Пристава отступают, он бросается в окно.

Пристав. Держи. Держи.

Оба бегут к двери. Распахнув дверь, опрокидывают кадку. Оттуда вываливается белая громадная туша.

Туша (истошным голосом). Да воскреснет Бог и расточатся врази его. Да бегут от лица Его все ненавидящие Его…

Пристава (сначала остолбеневшие, беспорядочно кричат, набросившись на Мисаила, который валяется на полу). «Да вот он, еретик-то». «Гришка!» «Да кто ты, прах тебя возьми?» «Да тот-то где, Гришка-то?»

Один пристав выбежал за дверь, кричит оттуда: «Алеха! Алеха! Сюды иди, лови энтого. Брось ты черта седого».

Оставленный Мисаил подымается с полу. Кидается с размаху в окно. Не может пролезть, ругается. Хозяйка сзади помогает. Наконец его просовывает. Слышно, как он шлепнулся за окном, оханье, потом бегущие шаги. Некоторое время в избе только плачущая и крестящаяся хозяйка. Потом опять вбегают пристава. Накидываются на хозяйку. Кричат наперерыв: «Как провалился. Да и коней, коней нет, коней увел. А этот-то где? Гришка-то? Да какой он Гришка? А чего он в муку залез, коль не Гришка? Ты куда монаха-то дела?» и т. д., и т. д.

Хозяйка на все отвечает плача, что знать ничего не знает и ведать не ведает.

Пристава набрасываются друг на друга в полной растерянности.

В это время по лесной дороге скачет Григорий. Он далеко впереди. На втором коне — Мисаил, распластавшись, держась за гриву, весь еще в муке. Григорий скачет. Мелькнула часовня на Чеканском ручье. Дальше. Все на некотором расстоянии несутся кони. Наконец они почти вместе.