Дмитрий Мережковский - Данте. Киносценарий

Темной синевой синеет утреннее небо между желто-серыми зубчатыми стенами Барджелло. Встретившись на площадке лестницы, идущей со двора в большую палату Совета, Данте и старый учитель его Брунетто Латини, бывший канцлер Флорентийской Республики, беседуют.

— Можно тебя поздравить, мой друг? — спрашивает с насмешливой улыбкой Брунетто. — Пришлось-таки записаться в аптекари?

— Что же делать, учитель? Не было другого средства обойти новый закон, воспрещающий гражданам, не записанным в цехи, исполнять государственные должности.

— Вот до чего мы дожили, Данте, неизвестный поэт, известный аптекарь, на побегушках у Ее Величества Черни! Будет побежден маленький Данте большим мясником Пэкорой! Надвое разделился наш город между богатыми и бедными, «жирным городом» и «тощим», так что нет уже ни одного Семейства, не разделенного в самом себе, где брат не восставал бы на брата. Но знаю: разделившись, земля спастись не может, и эта мысль жестоко терзает мне сердце… Так премудры наши законы, что, сделанное в середине ноября, не сходится с октябрьским нашим делом. Уж сколько, сколько раз, за нашу память, меняли мы законы, обновляясь; но если б вспомнили все, что было, то поняли бы, что подобны тому больному, который, не находя покоя, ворочается с боку на бок, на постели, чтобы обмануть болезнь… Кажется, на край света бежал бы, чтобы этого больше не видеть!

— Некуда бежать, мессер Брунетто! Уже давно землей никто не правит, — вот отчего во мраке, как слепой, род человеческий блуждает. Эта чума идет оттуда, где каждый день продается Христос, из логова Римской Волчицы, что, в голоде своем ненасытимом, лютее всех зверей. Волчья склока бедных с богатыми есть начало войны бесконечной.

Люди с людьми, как волки с волками, всюду грызутся, только шерсть летит клочьями, а падаль, из-за которой грызутся, — не только Флоренция, но и вся Италия — весь мир. Да, некуда бежать, потому что весь мир есть Город Разделенный, Город Плачевный, — Ад!

В сводчатой палате Совета рядом с часовней Барджелло, где находится над алтарем писанный Джиотто портрет юного Данте, — сквозь разноцветные оконные стекла падают радужные светы на крытый алым сукном, длинный стол, за которым происходит заседание Совета Ста, Consiglio dei Cento. Члены Совета, Флорентийские купцы и менялы, цеховые консулы двух великих искусств Шерсти и Шелка, в четырехугольных красных шапках и величественных красных тогах с прямыми длинными складками, подобны древнеримским сенаторам. В верхнем конце стола, под цеховым знаменем Шерсти — белым Агнцем с алым Крестом — рядом с Приором, верховным сановником Флорентийской Коммуны, сидит Гонфалоньер Правосудия, а против них, на другом конце стола, — маленький лысый старичок, в лиловом пурпуре, с бледным лицом и рысьими глазками, папский легат, кардинал Акваспарта. [45] Акваспарта Маттео д' — Кардинал, папский посол во Флоренцию. Дважды накладывал интердикт, запрещавший проведение всех церковных служб и деловые связи между жителями города во Флоренции.

— Дети мои возлюбленные. — говорит он уветливым голосом, — будьте уверены, что ничего не желает Святейший Отец, кроме вашего мира и счастья. Будьте же ему покорны во всем, ибо он есть Наместник Того, Кого поставил Бог судить живых и мертвых и Кому дал власть надо всеми царями и царствами. Верьте, что и в этом деле — продлении службы Флорентийских ратников, печется он ни о чем ином, как только о вашем же собственном благе.

— Во имя Отца и Сына и Духа Святого! — возглашает Приор, вставая и осеняя себя крестным знамением. — Вам предстоит, яснейшие сеньоры, голосование по этому делу…

— Нет, сын мой, — возражает Акваспарта, — воля Его Святейшества нам известна в точности: так как первое голосование уже было, то второго не будет.

— Очень, ваше преподобие, жалею, но принятого Коммуной устава мы изменить не можем, хотя бы и для Государя Папы. Если кто-нибудь из ваших милостей имеет что-либо сказать по этому делу, прошу о том заявить.

— Я имею, — говорит Данте, вставая.

— Голос принадлежит мессеру Данте Алигьери.

— Слушайте! Слушайте!

— Хочет ли мира Государь Папа или не хочет, мы не знаем; знаем только одно: он хочет подчинить себе сначала всю Тоскану, а потом — всю Италию, всю Европу, весь мир, и чтобы этого достигнуть, вмешивается в братоубийственную войну, разделяющую наш город, и зовет на него чужеземного хищника, Карла Валуа. А посему, полагаю: в пользу Государя Папы ничего не делать, nihil fiat.

Акваспарта, отодвинув кресло с таким шумом, что гулкое эхо под сводами палаты повторяет этот звук, — быстро встает и уходит.

— Голосование открыто, — объявляет Приор.

В такой же величественной тишине, как в древнеримском Сенате, эхо под сводами опять повторяет гул медленно падающих в медные урны свинцовых шаров.

После подсчета голосов Приор объявляет:

— Во имя Отца и сына и духа Святого, предложение мессера Данте Алигьери принято: в пользу Государя Папы ничего не делать.

Члены Совета встают и расходятся отдельными кучками, беседуя.

— Что это, мессере, вы о двух головах, что ли? — шепчет один из членов на ухо Данте. — Может ли спорить человек безоружный с Римским Первосвященником, могущественнейшим государем Европы? Или вы еще не знаете, что кардинал Акваспарта уполномочен Святейшим Отцом отлучить вас от Церкви?

— Нет. знаю: этого давно уже хотят и этого ищут там, где каждый день продается Христос.

— И сами же в волчью пасть суете голову, соглашаясь участвовать в посольстве к папе?

Слышится сначала далекий, потом все приближающийся гул набата.

— Что это? У Санта Мария Новелла набат?

— Да, и у Санто-Спирито.

— Бунт или пожар?

— Судя по звону, и то и другое.

Военачальник Флорентийской Коммуны, Капитано дэль Пополо быстро входит в палату.

— Что случилось, капитан? — спрашивают, окружив его, члены Совета.

— Верно еще никто ничего хорошенько не знает, но кажется, у Санта Тринита, конный отряд Белых напал на такой же отряд Черных, начался уличный бой, кто-то кому-то отрубил нос мечом, и, когда об этом узнали, весь город взялся за оружие. Только что открыт, будто бы, заговор Черных, чтобы, с помощью папы, призвать Карла Валуа [46] Карл 1 Аппуйский (Валуа) (1220–1285), король Франции. …

— А ведь вы, мессер Данте, оказались-таки нелживым пророком!

— О, как бы я хотел им не быть!

В городе Ананьи, в папском дворце, внутренний покой, мрачная палата с низко нависшими сводами на гранитных столбах. Папа [47] Бонифаций VIII (?-1303), папа Римский с 1294 по 1303. По мнению современников, «он подкрался, как лисица, царствовал, как лев, и умер, как собака». сидит на престоле, под шитым золотыми ключами Петра пурпурным пологом. На голове его алого бархата скуфейка с алмазным крестиком и на ногах такие же туфли. В старчески-мертвенном лице чудно-живые, молодые глаза, на тонких губах скользящая иногда улыбка, не злая и не добрая, но такая, что от нее становится жутко.