Михаил Лермонтов - Два брата

Алек<���сандр> (подкрался сзади и схватывает его за руку). Постой!

Ван<���юшка> (испуганный). Что это вы, барин!

Алекс<���андр>.У тебя вот в этой руке записка...

Ванюшка.Никак нет-с.

Алекс<���андр> (хочет взять). А вот увидим.

Ван<���юшка>.Я закричу-с, ваш братец услышит!

Алекс<���андр> (в сторону). Попробую другой способ! (Ему) Видишь вот этот кошелек, в нем 20 червонцев – они твои – если ты дашь мне ее прочесть – так, из любопытства.

Ван<���юшка>.Только никому сами не извольте сказывать.

Алекс<���андр>.Я буду молчалив, как могила (высыпает деньги в руки).

Ван<���юшка>.А если изорвете, сударь, – так я скажу своему барину.

Алекс<���андр> (про себя). Я умру, а не уступлю ему эту женщину!.. (Читает) «Ваш муж всё знает... Я вас люблю больше всего на свете, вы меня любите, в этом я также уверен... Сегодня вечером в 12 часов я должен с вами говорить, будьте в этот час в большой зале пустой части дома; вы спуститесь по круглой лестнице и пройдете через коридор – если через 2 часа я не получу желаемого ответа, то иду к вашему мужу, заставляю его драться и, надеюсь, убью. В этом клянусь вам честию... ничто его не спасет в случае вашего отказа. – Выбирайте». А! искусно написано!..

Ван<���юшка>.Пожалуйте, сударь, записку, мне пора.

Алекс<���андр>.А если я ее изорву – говори, что ты хочешь за это – всё, что попросишь... тысячу – две?..

Ван<���юшка>.И миллиона не надобно-с.

Алекс<���андр>.Я тебя умоляю!..

Ванюш<���ка>.Вот видите, сударь – мне велено ее отнести и я отнесу; об том, чтоб ее не показывать, ничего не сказано, и я ее вам показал.

Алек<���сандр> (подумав). Хорошо, отнеси ее.

(Слуга уходит.)

(Про себя) Я все-таки найду средство им помешать.

(Большая заброшенная комната; развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница; направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон. Лунное освещение.)

Александр (входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще). Хоть стар замок – а не скоро его сломаешь... и покуда я здесь царь!.. жалкая власть! жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы... и горькое, как хлеб нищего – зато я по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее – и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова... О! какой ангел внушил мне эту мысль – бог, видимо, хочет вознаградить меня за 30-тилетние муки, за 30 лет жизни пустой и напрасной. (Задумывается.) Да, мне 30 лет, ...а что я сделал; зачем жил?.. говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет... я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость – даже зла никому умышленно не сделал... итак, я жил для других? – также нет.. я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком – один, всегда один, отверженный, как Каин – бог знает, за чье преступление – и потом один раз встретить что-то похожее на любовь – один только раз – и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже, может быть лишней чашке шоколаду, – наконец против воли предавшись чудному, сладкому чувству – потерять всё – и остаться опять одному с ядовитым сомнением в груди, с сомнением вечным, которому нет границы (ходит взад и вперед). Отчего я никогда не могу забыться? Отчего я читаю в душе своей, как в открытой книге? Отчего самые обыкновенные чувства у меня так мертвы? Отчего теперь в самую решительную минуту моей жизни сердце мое неподвижно, ум свеж, голова холодна... я, право кажется, мог бы теперь с любым глупцом говорить битый час о погоде, – видно, я так создан, видно, недостает какой-нибудь звучной струны в моем сердце... о! лучше бы уж я родился слеп, глух и нем... обо мне бы по крайней мере сожалели.

(Вера показывается на лестнице.)

Это она... так точно – теперь я должен призвать на помощь всю свою твердость.

Вера.Его еще нет... темно, страшно... боже! как я могла решиться... но что ж делать, я его знаю – он сдержал бы свое обещание – у меня сердце бьется, как молоток – шорох, о, кто это... Юрий!..

Алекс<���андр> (берет ее за руку). Это я!..

Вера.Довольны ли вы... что может сделать женщина больше... но это дурно, дурно принудить меня таким средством.

Алекс<���андр>.Я также выбрал между жизнью и смертию.

Вера.Решившись вам повиноваться, я решилась также вас забыть...

Алекс<���андр> (хочет ее обнять). О, это женская хитрость.

Вера.Нет... нет – я вам скажу также, что я люблю вас.

Алекс<���андр>.Меня одного?

Вера.Одного, клянусь небом! Я могла заблуждаться – но теперь чувствую, что сердце мое никогда не изменялось.

(Алекс<���андр> вздыхает.)

Однако несмотря на это мы должны расстаться навсегда... мне трудно так же, как и вам, об этом думать – но теперь мы будем благоразумнее, чем в минуту первой разлуки нашей – я уж не могу быть счастлива – но спокойствие для меня еще возможно – оставьте мне хоть это!..

Алекс<���андр>.У меня и этого не останется.

Вера.Верьте мне, женщина благородная может на минуту забыть свой долг, но всегда приходит время, когда она чувствует, что должна возвратиться к нему – время это для меня настало – никакое искусство – никакие угрозы не поколеблют моей твердости. Юрий! – дайте мне руку, обещайте как другу, как женщине, которой постоянною мыслью были вы; обещайте никогда не покушаться оторвать какую бы то ни было женщину от ее обязанностей – это ужасно, Юрий! это иногда хуже убийства.

Алекс<���андр>.О, молю, один прощальный поцелуй.

Вера.Нет, расстанемся друзьями – зачем такое испытание!

Алекс <���андр>.Я буду покорен во всем – только один поцелуй – ты непременно должна – непременно – один – только один – и потом пусть между нами обрушится вечность.

(Увлекает и целует ее – луч месячный упадает на его лицо, и она узнает... вскрикивает громко.)