Ютаки Мафунэ - Хорьки

Кихэй (входит; к О-Сима). Вот те раз! Ну что за человек! Хоть бы проводила – брат как-никак уезжает!

О-Сима (раздраженно). А не все равно кто?

Кихэй. Ну и женщина! Ты, О-Сима, в последнее время все в каких-то дурацких раздумьях. Плохие вести от мужа?

О-Сима. Отстань! Я тебе покажу! Слишком много на себя берешь! (С воплями удаляется.)

Кихэй. Хэ, да она на ногах не держится!

Входит О-Тори, вслед за ней – Ямакагэ.

О-Тори. Ну, теперь за дело принимаюсь я. Прошу тебя, Кихэй, поторопись. Дом мой в Дзёсю тоже не может вечно пустовать. Надо срочно устраивать все дела и ехать…

Кихэй. Ясно. Так нужно скорей нанять плотников.

О-Тори. Только старательных! Я собираюсь в город, присмотри за ними, пока меня не будет. И если хочешь, чтоб я тебе хорошо заплатила, не бездельничай и не пей.

Кихэй. Скажешь тоже! Я не подведу!

О-Тори. Я все поручила доктору Ямакагэ, если что – к нему. Поторопись. Вернусь через несколько дней.

Кихэй. Да не беспокойся. Ну, так я, пожалуй, пойду сразу за плотниками и с ними – к торговцу мясом.

О-Тори. Так будет лучше!

Кихэй. Вот увидите, все сделаю как надо. (Уходит.)

О-Тори (задыхаясь от волнения). Покажи скорей мне бумаги, доктор. (Внимательно их разглядывает.) Сабу уехал со спокойным сердцем.

Ямакагэ ухмыляется.

На юге крестьянин-переселенец за всю жизнь не заработает таких денег. Ну, сэнсэй, прочти мне… Только чтоб старуха не услышала…

Ямакагэ. Кх, вот что тут получается:

«Первое. Приусадебный участок – триста цубо. [9]

Второе. Один деревянный дом, крытый тростником, – сто двадцать цубо.

Третье. Один сарай – тринадцать цубо.

Покупатель приобретает у продавца вышеуказанное недвижимое имущество по цене тысяча двести пятьдесят две иены пятьдесят дзэни в соответствии с договором о продаже недвижимого имущества, вступающим в действие одновременно с настоящим договором.

Продавец выплачивает покупателю сумму в тысяча двести пятьдесят две иены пятьдесят дзэни, а также возмещает расходы по составлению договора в течение десяти лет со дня его подписания.

По окончании выплат, означенных выше, настоящий договор теряет силу и беспрепятственно аннулируется. Свидетельство, подтверждающее договор о выкупе, прилагается. Дата – двадцать третье августа. Покупатель – Муракоси Тори, продавец – Муракоси Мансабуро».

О-Тори. Выходит, не будет никакой склоки?

Ямакагэ. Нет, не будет.

О-Тори (вздохнув с облегчением). Прекрасно. Эти бумаги я надежно спрячу. Правда, вряд ли они пригодятся, ведь Мансабуро никогда не сможет откупиться. (Взволнованно.) Наконец-то сбылась моя мечта! Спасибо тебе, доктор, я… (Плачет.)

Ямакагэ (удивленно). Ого!

О-Тори (неожиданно резко). Что «ого»?! (Рассмеявшись, меняет тон.) Итак, сэнсэй, обсудим наши планы…

Ямакагэ (достает чертеж). Значит, так, пожалуй, разделим дом на четыре части.

О-Тори (разглядывая чертеж). По всему фасаду в три простенка построим меняльные лавки. В целом так пойдет. Я человек неграмотный: если ты все мелочи продумаешь по своему усмотрению, возражать не стану Ты уж постарайся. Да будь поэкономнее.

Ямакагэ. Хм, попробую…

О-Тори. Потом, что бы такое придумать с внутренней стороны дома? У тебя есть какая-нибудь идея?

Ямакагэ. Ты же говорила, что откроешь там ресторанчики.

О-Тори. Ну, это еще когда будет! Я же не брошу Дзёсю сразу Ладно, пусть пока все остается как есть.

В дверях появляется госпожа Исэкин.

Гляди-ка, опять эта надоедливая старуха.

Ямакагэ (заторопившись). Ну, я подумаю… (Быстро удаляется.)

Госпожа Исэкин провожает его презрительным взглядом и входит с холодным выражением лица.

Исэкин. Я все никак не могла поговорить с тобой по душам, О-Тори.

О-Тори (неожиданно с приветливой улыбкой). Это я в суматохе не смогла найти время для разговора с вами.

Исэкин. Ты что-то сильно суетишься, неужели и в нашей деревне нашлось для тебя выгодное дельце?

О-Тори. Как раз об этом я и хотела вам рассказать, но все это так не просто, поэтому подробно поговорим попозже. Я вам многим обязана, а теперь мне снова придется обратиться к вам за советом…

Исэкин. Может, я суюсь не в свое дело, но будь поосторожнее с Ямакагэ. Это же волк в овечьей шкуре, законченный негодяй. Ради денег он не остановится и перед убийством…

О-Тори. Да вы не беспокойтесь. Я сама как-никак тертый калач, ему со мной не справиться. Я считаю, что он меня устраивает для мелких поручений.

Исэкин. Ты не простая женщина, но я слышала, что Ямакагэ запустил лапу в твой кошелек, у него даже усы шевелятся от восторга. Говорят, ты ужасно разбогатела!

О-Тори. А-ха-ха, ерунда! Я начинала с одной набедренной повязкой, для меня маринованные сливы [10]были редким лакомством, а деньги откладывала по одному дзэни. Теперь дела мои пошли в гору. А вспомнить прежние времена! Придешь, бывало, к вам с черного хода, выпросишь горсть риса, или зайдешь в лавку – дадут воротничок для нижнего кимоно. Никогда не забуду, чем я вам обязана, как вы помогали мне в то время. В этом кошельке – вся моя жизнь. Так неужели я стану открывать его кому попало?!

Исэкин. Так и должно быть. Я-то хорошо знаю, чем ты раньше занималась, поэтому и позволяю себе колкости. Но тебе выпал крупный выигрыш. С кем ни повстречаешься в деревне – только о тебе речь, говорят, в Дзёсю у тебя огромная ткацкая фабрика.

О-Тори. Да что там, сейчас она не так уж велика, да и в лучшие времена не приносила много дохода.

Исэкин. И все-таки выглядишь ты роскошно. Какие уж тут «плохие времена»?! А еще люди говорят, что была ты содержанкой у владельца этой фабрики, а он тем временем возьми да помри, и все досталось тебе.

О-Тори. Ах вот, значит, какие слухи пошли?! Глубоко ошибаетесь! Если честно, дело было так: вы, должно быть, знаете, что я стряпала для землекопов в Иваки…

Исэкин. Да, судачили, что ты путалась со старшим этой артели. И с тех пор никто в деревне больше ничего о тебе не слыхал.

О-Тори. Не рассказать, как трудно приходилось. Когда старшой умер и мне перепали кое-какие деньжата, я уехала в Дзёсю. Пошла в ткачихи. Тем временем цены на натуральный шелк резко упали, его потеснил искусственный, и дела на ткацких фабриках пришли в полный упадок. Наша тоже прогорела. Пришлось мне перебраться в комнатенку на три циновки и за сдельную плату ткать искусственный шелк; риса как следует не ела, зимой мерзла от холода. Шесть-семь лет пролетело как во сне, и странно – накопились какие-то деньжата! Тогда я сняла дом и наняла всего-то двух женщин. Стала брать подряды на шелк, понемножку давать в долг своим прежним товаркам по фабрике – вот тогда и завелись деньги, а тут как раз «шелковый бум». [11]Стало тесно – переехали, людей не хватало… И так незаметно получилось что-то вроде фабрики. Вся жизнь моя – сплошная погоня за удачей.