Эйдзиро Хисаита - Крах

Кэнскэ. Здесь никого нет. Эта комната всегда пустует в ожидании хозяина, так было заведено еще при вашем отце… Да, так что же вы натворили? Надеюсь, никого не убили?

Кадзуо. Растратил казенные деньги.

Кэнскэ. Ч-что?!..

Кадзуо. Растратил казенные деньги. Я же сказал.

Кэнскэ. Сколько?

Кадзуо. Ни много ни мало пять тысяч иен.

Пауза.

Кэнскэ (смеется). Не пугайте меня. Вы, кажется, не любитель шутить.

Кадзуо. Шутить?

Кэнскэ. И притом – зло шутить. Разве можно истратить пять тысяч за один вечер?

Кадзуо. Не за вечер. Я тратил их постепенно.

Кэнскэ. И вчера это обнаружилось?

Кадзуо. Да… Директор пока, кажется, ничего не заметил, а вот помощник его, который принял у меня дела, человек сообразительный… В общем, они расставили мне ловушку, и я попался.

Кэнскэ, ошеломленный, молчит.

Сейчас постараюсь объяснить. Ты ведь знаешь, я отказался от должности помощника директора и стал рядовым служащим, ведал выдачей ссуд… Но и после этого я по-прежнему пользовался популярностью у клиентов. За это мои коллеги на меня злились, все меня сторонились… И тут я совершил непоправимую глупость. Пользуясь доверием клиентов, я сам, без ведома директора, практически решал все вопросы, связанные со сделками и контрактами. Это-то и погубило меня…

Кэнскэ. Вы хотите сказать, что вас спровоцировали растратить деньги…

Кадзуо. Совершенно верно. Так нелепо попался… Совсем сдали нервы. Если не выпью, не могу уснуть. Дома, конечно, не пил. После работы уезжал прямо в Сэндай. Странное дело, но при таком образе жизни работается прекрасно…

Кэнскэ. И давно это с вами?

Кадзуо. Примерно с год.

Кэнскэ. С год… Значит, когда я в прошлом году встретил вас в Сэндае…

Кадзуо. Да-да, я был тогда изрядно не в себе.

Кэнскэ. Вот как? Да, что-то такое припоминаю… Нет, мне все еще кажется, что вы шутите.

Кадзуо. Вот-вот… Я и среди наших служащих слыл честным, добропорядочным, отличным работником, словом, наидостойнейшим человеком. Когда я был помощником директора, я частенько собирал подчиненных и читал им нравоучения. Я пользовался доверием – еще бы, истинный христианин, не пьет, не курит, человек добродетельный. Даже после банкротства отца ко мне относились сочувственно, потому что мы не нанесли банку никакого ущерба. Теперь все насмарку. Все кончено. Пощады ждать нечего. При мысли о том, какой позор меня ждет… (Закрывает лицо руками.)

Кэнскэ молча смотрит на Кадзуо. Свет гаснет. Видневшиеся в отдалении огни тоже все разом гаснут.

Кэнскэ. О, кажется, уже рассвело… (Встает, подходит к окну, открывает ставни.) Вы ведь совсем не спали. Может, соснете немного?

Кадзуо. Нет, я не смогу. (Отсутствующим взглядом смотрит в сад.)

Кэнскэ. Хорошо бы все же дать отдых нервам.

Кадзуо (садится рядом с Кэнскэ). Послушай, может, ты выручишь меня? Мне больше не к кому обратиться.

Кэнскэ. Я тронут вашим доверием. Сделаю все, что в моих силах, но… Вряд ли дело получит огласку, раз речь идет всего о пяти тысячах иен…

Кадзуо. Это неизвестно. Я лично даже хотел бы, чтобы дело получило огласку. По крайней мере все пойдет своим чередом и я окажусь там, где мне положено быть.

Кэнскэ. Оставьте шутки. И потом, не пристало мужчине отчаиваться из-за таких пустяков. Бывает, что совершают растраты в десять раз, в сто раз больше, и то в ус не дуют! Не знаю, что вам сейчас посоветовать. Так сразу гениальные идеи не осеняют… Примите-ка лучше пока ванну…

Кадзуо. Хорошо…

Кэнскэ. А что если решиться и рассказать обо всем директору?

Кадзуо. Я тоже об этом думал, но…

Кэнскэ. Кстати, растраченные деньги вы могли бы по частям ежемесячно погашать из жалованья. Правда, сумма немалая, и вам следовало бы прежде поговорить с матушкой…

Кадзуо. С матерью? Ни за что! Мы с нею рассорились еще на похоронах отца.

Кэнскэ. Слышал. Но ведь она вам – родная мать.

Кадзуо. Ее сейчас нет в Сэндае, они с Сэцуко уехали.

Кэнскэ (с притворным удивлением). Ах вот как?

Кадзуо. По правде говоря, вчера вечером ноги сами понесли меня к ней. Но дверь была заперта, и мне сказали, что они уехали в Токио.

Кэнскэ. Заперли дом и уехали в Токио?

Кадзуо. Точно не знаю, но обе – и мать и дочь – припрятали денежки, крепко их держат и всячески избегают родственников. Думают, что все зарятся на их капиталы.

Горничная (входя). Доброе утро. (К Кадзуо.) Добро пожаловать! (К Кэнскэ.) Простите, недавно прибывший гость…

Кэнскэ. Прибыл гость?

Горничная. Да, и говорит, что непременно хочет вас видеть.

Кэнскэ. Меня? Наверно, желает, чтобы его перевели в другой номер. Проводи его пока, ну, скажем, в купальню, попроси подождать.

Горничная. Они уже искупались. Сказали, что непременно с управляющим…

Кэнскэ (с досадой). Извините, я сейчас. (Выходит вместе с горничной.)

Кадзуо рассеянно смотрит в сад. Потом хватается за голову и ложится.

В глубине сцены, по галерее, направляясь в купальни, то и дело проходят курортники в теплых кимоно. С появлением каждого из них Кадзуо вздрагивает.

Вбегает растерянный Кэнскэ, уже в дневном кимоно.

Кэнскэ. Извините, Кадзуо-сан, перейдите, пожалуйста, в другую комнату. (Горничной, вошедшей следом за ним.) Перенеси эти вещи в шестой номер главного корпуса, только скорее.

Горничная собирает вещи Кадзуо и уходит.

Кадзуо. Что случилось? Почему такая срочность?!

Кэнскэ. Приехали!.. Писали, что будут в начале июня, я и не беспокоился, а тут…

Кадзуо. Приехали, говоришь? Кто?

Кэнскэ. Э-э, эти… хозяева… Теперешние.

Кадзуо. Хозяева гостиницы?

Кэнскэ. Да, именно. Простите, пожалуйста, перейдите в тот корпус. Номер, правда, не очень хороший, но я потом велю освободить для вас другой. (Подталкивает Кадзуо к выходу.)

Оба уходят.

Почти одновременно у смотровой площадки появляются О-Маки и Сэцуко. Сэцуко так осунулась, что даже косметикой нельзя этого скрыть. Глаза ввалились, скулы торчат. О-Маки тоже выглядит постаревшей.

Сэцуко. О, персик зацвел, смотри, мама.

О-Маки. Холодно здесь все же.

Сэцуко. Нет, хорошо! Такая красивая речушка… Ох, а вода-то горячая. Горячая вода течет! Видишь, пар поднимается.

О-Маки. В этих краях, говорят, даже в колодцах вода горячая.

Сэцуко. Неужели?

О-Маки. Прежде здесь стояло всего два-три домика, не то чайные, не то гостиницы, не разберешь. А сейчас все так изменилось!

Сэцуко. Разве ты бывала здесь раньше?

О-Маки. Давно уже. Когда была беременна Кадзуо.

Сэцуко. Вы тогда приезжали сюда вдвоем, вместе с папой?

О-Маки (помрачнев). Ну и что, если вместе с папой?

Сэцуко. Да просто так… Тебе ничего нельзя сказать, мама, нынче…