Анатолий Суров - Рассвет над Москвой

Нарядно убранный зал, из которого две дугообразные лестницы — слева и справа — ведут в гардероб. Две — три двери соединяют фойе со зрительным залом. В правом углу буфет. В левом — выход на сцену. В центре фойе расположился небольшой рабочий оркестр. Среди оркестрантов сыновья Курепина. За одним из столиков у буфета Михеев. Он пьет воду. Дирижёр взмахнул палочкой. Оркестр играет марш.

Дирижёр (останавливает игру). Друзья мои!.. Прошу — внимательнее. Умоляю. Первое публичное выступление. Попробуем ещё раз.

Снова оркестр начинает марш, снова дирижёр останавливает игру.

Прошу сначала! Курепин-второй забежал на полтакта вперёд. Курепин-младший фальшивит.

Из двери, ведущем в зрительный зал, выходит Курепин.

Курепин (услышав последнюю реплику дирижёра). Курепин-старший опаздывает. Зал полон, пора бы и начинать.

Из зрительного зала шумно выходят Гермоген Петрович и Иннокентий Степанович Рыжов.

Рыжов И. Это же безобразие! Нет, я не могу мириться с таким равнодушием!.. Я, как угорелый, ношусь ежедневно из академии на фабрику. Сколько рисунков разработал! Ведь впутал в эту историю почти всех художников столицы. Нет, нет!.. (Курепину.) Вы не защищайте, пожалуйста, Солнцеву. Я так этого дела не оставлю. Я буду жаловаться. Непременно буду жаловаться!

Курепин. Успокойтесь, Иннокентий Степанович.

Рыжов И. Нет, нет, не успокаивайте. Буду жаловаться. Я добьюсь своего.

Курепин. Сейчас начнём собрание, Иннокентии Степанович. Не волнуйтесь.

Рыжов И. Не верю в ваши собрания. Она демонстративно не придёт. Демонстративно!

Курепин. Извините, Иннокентий Степанович, но вы не знаете Солнцеву. Она коммунистка и дорожит партийной честью.

Гермоген Петрович. Нервничать не надо, Иннокентий Степанович!.. Но должен сказать вам, Иван Иванович… (И он петушится подобно Рыжову.) Должен сказать, что и у меня есть основания обижаться. Иннокентий Степанович создал нам студню. Сам наблюдает за работой художников, сам лично сделал великолепные образцы. Мы продумали весь процесс перестройки технологии. Подготовили людей. Работать бы теперь да работать!

Курепин. Вотсегодня на собрании и примем решение по-новому работать. Идёмте, товарищи, пора начинать.

Рыжов И. Так чего же мы тут шумим? Действительно! Идёмте же!

Курепин провожает Рыжова и Гермогена Петровича в зал и возвращается обратно. Входит Саня.

Саня. Иван Иванович! Что с мамой? А вдруг захочет выдержать характер свой? Возьмёт да вовсе не придёт. Вот бабушка говорит, что её к министру вызывали…

Курепин. Не волнуйся, Саня. Она осознает свои ошибки. Ну, а если не осознает… Во всяком случае, я сделал всё. (Рассматривает лист бумаги, который держит Саня.) А это что? Не шпаргалка ли для выступления?

Саня. Шпаргалка.

Курепин. Ну-ка, прочти.

Саня. Да тут просто… «Товарищи! Энтузиазм народа — великий двигатель. Этот двигатель, товарищи…»

Курепин (берёт из рук Сани шпаргалку, читает). О-о-о! Да ты целый спич закатила. (Прячет бумажку в карман.)

Саня (испуганно). Иван Иванович! Я же не умею выступать на собраниях. А мне ведь сказать надо…

Курепин. Что тебе сказать надо?

Саня. Что Герой Социалистического Труда тракторист Алексей Силыч Рыжов хочет соревноваться с нами. Он предлагает включиться в социалистический конвейер. Почему я тогда, летом, оскандалилась? Потому, что мы в одиночку воевали. А теперь создаём сквозную бригаду. А уж за сквозной вся фабрика пойдёт!

Курепин (довольный). Вот-вот, так и скажи! А завтра пойдём с тобой по цехам, потолкуем с работницами. Помни, Саня, наши люди — люди скромные, иному и хочется норму повысить, новую технологию потребовать, накричать на кого-нибудь, а не станет, постесняется, подумает: вот, скажут, в герои лезет, фотографируй его, в газете о нём пиши, кинохронику выпускай… А если подойти к такому человеку и сказать: «Ждут от тебя новых результатов, партия, народ ждёт», — он тогда и сделает, и потребует, и накричит на кого следует.

Саня. И я ждала, пока подойдёте и скажете.

Курепин. А теперь тебя ждут. От «подумать» до «сделать», Саня, один шаг. Но какой трудный шаг!.. Ну, пора. Идём в зал. (Выходят.)

Появляется, как всегда, торопящаяся куда-то Нина. Увидев её, Михеев встал, приглашает сесть за столик.

Нина. Конечно, в буфете. Где же тебе ещё быть?

Михеев. Боржом, будь он неладен!

Нина. Кто поверит?

Михеев. В том и трагедия. Нельзя даже водички испить. Слушай, Нина!..

Нина. Сейчас но до тебя. Надо резолюцию подготовить.

Михеев. Когда же, скажи ты, ради бога? Я уже шкаф заказал.

Нина (своенравно). Что ты мне всё про шкаф? Сам знаешь, в чем проблема. (Стучит ногтем по стакану.)

Михеев. Да я эту проблему в рот не беру. Дальше боржома ни шагу. Да спроси ты Агриппину Семёновну. Она всегда в курсе дела. Или ту же буфетчицу. Знаешь, что она сказала? «Удивляюсь, — говорит, — глядя на вас, Кирилл Тимофеевич. Таком вы здоровый молодой мужчина, а пьёте только минеральные воды».

Вбегает Саня.

Саня. Михеев!.. Третий день поймать тебя не могу. Послушай (интонацией бабушки), милок, я со всеми договорилась насчёт сквозной. Все согласны: и Дарья Тимофеевна, и Воробьёв, и Гермоген Петрович, — но ты знаешь, что они говорят?

Михеев. Что, например?

Саня. Со склада начинать надо. (И уж совсем, как бабушка.) Одна капля масла, говорят, всю затею испортит. Ты это должен понять.

Михеев. Понимаю, вполне.

Саня. Вступаешь в сквозную бригаду?

Михеев. Я уже Ивану Ивановичу докладывал: всей душой с вами, товарищ Солнцева.

Саня. По совести вступаешь?

Михеев. По чистой совести.

Саня. Дай слово. При невесте!

Михеев (торжественно.) При невесте моей слово даю?

Саня. Вот это — другое дело. (Уходит.)

Михеев. Слышишь, Нина?

Нина. В зал иди, Кирилл. Сейчас резолюцию будем утверждать.

Михеев. Вот в такой торжественный момент я и жду от тебя решающего слова.

Нина. Ну и жди.

Михеев. Нина!..

Нина внезапно целует Михеева, убегает в зал.

Михеев. Ох, Кирюшенька, Кирилл!.. Счастье тебе привалило! (Напевая, уходит за Ниной.)