Арбузов Николаевич - Таня

Молчание. Оба склоняются над кроваткой.

Герман.Хорош, правда?

Таня.Очень.

Герман.Как он ровно дышит.

Таня.Смотри, он улыбается… Верно, во сне он увидел что-нибудь очень веселое.

Герман.Знаешь, иметь сына — это такое счастье!

Таня.Вероятно!

Герман.А помнишь, ты тогда не хотела.

Таня.Да.

Герман.Ты была чудак!

Таня.Вот именно. (Пауза.) Ну, мне пора. Дай руку, береги сына и будь счастлив. (Надевает свою ушанку, шубку.)

Герман (жмет ей руку). Спасибо тебе за Юрку.

Пауза.

Таня (неожиданно). Поцелуй меня на прощание.

Герман целует Таню.

(Отбегает к окну, оглядывает комнату, улыбается.) Ну, вот и конец!

Входит Шаманова, за ней Башняк и трое друзей — «матрос», «Чапаев», «Фурманов». Чуть подалее, возле дверей, остановился вихрастый парнишка.

Шаманова.А к вам, Таня, целая делегация. Прощаться пришли.

Башняк.Мы, товарищ доктор, большое, золотое спасибо говорим за то, что вы нашего парнишку выходили. А про то, как вы шли к нам в пургу и смерти не боялись, про этот ваш бесценный поступок мы дали весть в Москву. Пускай вся страна знает, какой вы дорогой человек. А пока что мы приносим подарок… Покажи, Степа.

«Чапаев».Товарищ доктор, вы не думайте, что это что-нибудь особое. Это всего-навсего огурец. Свежий, зеленый огурец, выращенный научным путем в зимнее время года.

«Фурманов» (передает Тане огурец). Вот, пожалуйста, возьмите… Мы в виде опыта… Это наш лучший экземпляр.

Таня (берет огурец). Спасибо… Мне хочется сказать вам что-нибудь хорошее, но я не знаю… Я… Я съем ваш огурец.

Башняк (смотрит на вихрастого). А ты что молчишь? Напросился в гости, а сам по углам прячешься?

Вихрастый (он очень взволнован). Я хотел сказать… Очень трудно написать пьесу — такую, которая бы нравилась… И самому себе и всем другим сразу. Я несколько раз пробовал, и все ничего не получается… Но в ту ночь, когда вы без чувств лежали, а вокруг бушевала пурга, я сразу догадался, какую тут драму сочинить можно. Четыре действия я уже написал, осталось последнее, самое драматическое. (Пауза.) Когда я кончу драму, я ее вам в город пришлю с посвящением. А пока возьмите вот этот листок на память — я на нем стихи написал.

Таня.Спасибо… Я очень люблю стихи… и драмы тоже… Спасибо.

«Матрос».Товарищ доктор, я в ту ночь, когда вы без чувств лежали, воспользовался вашим беззащитным положением и вас, простите, поцеловал. Два раза. Вы уж извините… и позвольте еще раз, когда вы в полном чувстве…

Таня смеется и целует его.

Башняк.Ну, идемте, ребятки.

Шаманова.Мы вас проводим, Таня… Правда, Герман?

Герман.Конечно. (Подает жене куртку.)

Таня (в дверях). Идите… я вас догоню. Я, кажется, забыла… забыла варежки.

Все, кроме Тани, выходят из комнаты.

(Быстро подбегает к кроватке и склоняется над ней.) Прощай, Юрка… Видишь, я нашла тебя, чтобы снова потерять. Но мы встретимся, ты будешь тогда большим-большим, а я буду уже старушка. Мы встретимся и, может быть, даже не узнаем друг друга. А может быть… Но… кто знает… кто знает… (Помолчав.) А пока спи, спи, маленький человечек…

Игнатов (входит, останавливается на пороге). Я закончил свои дела и еду в город. Мне только что сообщили, что вы тоже туда направляетесь. Если хотите, мы можем поехать вместе: у меня хорошая лошадь.

Таня молча на него смотрит и улыбается.

Вероятно, вы правы — все это смешно. (Сердито.) Я очень вас прошу, Татьяна Алексеевна, забыть обо всем, что я вам тут наговорил…

Таня.Увы!.. Увы, Алексей Иванович, у меня женская память… Она ничего не забывает…

Игнатов (недоверчиво). Вы теперь вечно будете надо мной смеяться…

Таня.Кто знает… (Улыбнувшись.) Кто знает… (Пауза.) Ну а почему вы не спросите меня о главном?

Игнатов.А я и так… я все по вашим глазам вижу: вы больше ничего не боитесь, правда?

Таня.Да. Как странно, неужели мне надо было увидеть его, чтобы все понять… И какое-то удивительное чувство свободы, словно не прожит еще ни один день жизни и только юность кончилась! Милая, смешная юность…

Игнатов (он очень взволнован). Татьяна Алексеевна, если когда-нибудь… Нет, молчу… Я ведь знаю, вам не до меня теперь.

Таня (подбегает к окну). Глядите, какой снег! Он будет лететь нам вдогонку, а мы, как в детстве, задерем головы и будем глотать его, как мороженое… А вечером, когда мы доберемся до города, мы достанем вот этот огурец, посолим его и торжественно съедим… (Улыбнулась.) этот самый дорогой трофей моей жизни. А наутро снег заметет наши следы, словно мы никогда и не проезжали по этой дороге.

Игнатов улыбается, берет огурец и прячет его в карман.

Смотрите не потеряйте…

Игнатов (посмотрел в окно). Сани подошли… Едем. (Протягивает ей руку.)

Занавес

1938 (редакция 1947 г.)