Фридрих Горенштейн - Бердичев

Соня Макзаник. Народ не допустит… Народ не допустит… (Смеется.)

Народ проходит к обелиску.

Рахиль. Народ не допустит… Что ты скажешь? (Всхлипывает.) Но мой муж таки лежит в земле, а этот Макзаник был политруком в госпитале, а теперь ходит по бульвару с медалями… У меня тоже медали. (Показывает себе на грудь, где висят две медали.) Макзаник теперь тоже человек. Кто он такой? Он сторож на заводе «Прогресс». Стоит в проходной.

Злота. Йойна Макзаник имеет образование. До войны, когда я работала в артель, когда начались эти большие налоги и я ушла в артель, так Макзаник у нас читал лекции о международном положении на еврейском языке.

Рахиль. Это я помню. Он был инструктором райкома партии. Но когда он начинал лекцию, он не мог ее закончить. (Смеется.) По-еврейски он читал хорошо, но когда он хотел сказать что-то по-русски, так он не мог. Он хотел сказать про положение Китая и Германии, так он сказал: «Катай Германия, Германия в положении». (Смеется.)

Злота (тоже смеется). Вот идет Йойна и Быля… Йойна Шнеур…

Рахиль. Смотри, какую он одел шляпу. Его шляпа держит меня в Бердичеве. А Быля идет и дует от себя. Конечно, если ее муж заведует буфетами на железной дороге, то можно быть большой у себя.

Злота. Я Былю очень люблю…

Рахиль. Сейчас я их позову, и ты сможешь наговорить на меня.

Злота. Я еще такого человека, как ты, не видела.

Подходят Быля и Йойна. Он в орденах и медалях.

Йойна. С праздником. (Здоровается с Рахилью и Златой за руку.)

Быля. Злотка, ты вышла немного на бульвар, Злотка?.. Слава Богу… Надо немного проветриться…

Рахиль. Она вышла… Это я ее вывела. Так она уже устроила мне концерт, почему я ее вывела. Ой, Быля, я имею от нее отрезанные годы.

Злота. Ну, она любит на меня наговаривать. Мне кружится голова.

Рахиль. Ой, что я от нее имею. На прошлой неделе, после майских праздников, когда стало тепло, она мне говорит: я хочу в баню… Гит, ты хочешь, идем… Пока мы раздевались, все было хорошо. Но как только мы разделись и вошли в самую баню, ну, уже где моются, как она села, и все… И ей плохо…

Злота (сердито). Это какой-то жид не вир. Да, мне стало плохо… Этот пар, эта духота, эти голые женщины…

Рахиль. А что ж ты хотела? Ты ж пошла в баню. (Смеется.)

Быля. В нашей бане здоровому человеку может стать плохо, может стать… А Злотка ведь сердечница…

Злота. Я такая больная, еле живу…

Рахиль. В общем, я должна была взять ее на руки, как ребенка, зейве а кынд, и вынести из бани. (Смеется.)

Злота. Хороший смех, я могла там кончиться. Я такая больная…

Рахиль. Я тоже больная, и все-таки я хожу и таскаю такие сумки на лестницы… Ой, Быля, с тех пор как я на пенсии, я особенно тяжело работаю.

Злота. Кто тебе виноват, что ты едешь каждую неделю в Житомир и таскаешь там сумки с продуктами? Ей нельзя. У нее астма, но что можно сделать, она такая…

Рахиль. А как же… Это ж мои дети… У Люсиньки после родов что-то с желчный пузырь… Ой, горе… Когда она родила Аллу, так ей сказали, что больше рожать нельзя… А Петя хотел еще ребенок, он хотел мальчик, так родилась Эллада… Чтоб мне было за каждую их косточку…

Йойна. А сколько младшей?

Рахиль. Ладушке… Ей уже три года, чтоб все, что должно быть плохого у нее, было б мне… Как она поет песня про колокольчик и вот так делает ручками. (Показывает ладонями.) Дилинь-дилинь… Ой, чтоб мне было за нее… А Алла тоже хорошая девочка, учится музыке. Она хочет быть балерина. Ну, Люся тоже красиво танцевала. Это у нее от папы. Ой, папа… Когда наступает День Победы, я всегда плачу. (Плачет)

Йойна. А как зять?

Рахиль(вытирает глаза). Зять ничего, Петя ничего… Он Люсю любит. Он считает, что она самая красивая. Люся в Житомир пользуется большой авторитет. Есть полковник, есть врачи, есть один, что он работает в юстиции, есть подполковники. Все они уважают Люсю. Но Петя всех их ревнует. Он говорит: моя жена самая красивая… Ну, все-таки Люся учительница по математике, чтоб мне было за ее кости…

Быля. Рахилька, а к тебе он хорошо относится, к тебе он?

Рахиль. Ко мне? Ничего… Он только сказал: теща, когда вы у нас жили, у нас ушло много картошка. (Смеется.) Ты ж понимаешь, я оставила там всю свою пенсию…

Быля. А как Рузя?

Рахиль. Ничего. Они живут у его мамы. Отец умер, Григорий Хаимович… Ничего… Умер, так на здоровье… Ребята большие… Марик в армии, Гарик тоже должен быть в армии, но он получил отсрочку по болезни. Ой, сколько мы переживали, когда прошлый год, в август месяц, началась эта война в Чехословакии. Рузя чуть с ума не сошла. Марик ведь в Чехословакии.

Быля. Я знаю. Моя Мэра переписывается с ним. Слава богу, он работает телефонистом и в таком месте, где не очень опасно.

Йойна. Кто боится пыли, грязи, приходите в роту связи.

Злота. Мэра уже большая девочка. Ой, я помню, как ты была беременна. Мэра ведь с Мариком однолетки.

Рахиль. Извините, Марик моложе на год, извините… Ой, когда его послали в Чехословакию, я неделю не могла спать. А про Рузю я уже не говорю. Мне за нее болит сердце. Ты думаешь, ей там легко жить с его мамой, в этих маленьких комнатках?

Злота. Ты знаешь, Быля, к чему она это ведет? Чтоб они назад к нам перебрались… Этого не может быть… Дус кем ныд зан…

Рахиль. Азой… Я тебя буду спрашивать… Это ведь мой ребенок… Я им отдам большую комнату, а мы с Злотой будем в маленькой. Что нам, не хватит? Люся имеет, слава богу, хорошую квартиру в Житомире, а Рузю я хочу обеспечить.

Злота. Ты уж забыла, как вы дрались, когда жили вместе?.. Я Доня с правдой. Когда вы жили вместе, было убийство. Я с ним не спорилась, это ты с ним спорилась.

Рахиль. Он должен лежать парализованный. Я не про него думаю, я про дочь мою думаю. Броня Михайловна ее там съедает.

Злота. Это Миля хочет сделать ради Брони Михайловны, ради своей мамы, чтоб две комнаты поменять на одну в центре, против башни. Чтоб они перебрались к нам в большую комнату, а квартиру поменять. Это не может быть. А если ко мне приходят заказчицы?

Рахиль. Ничего, придут заказчицы, так они будут с нами в маленькой комнате… Что ты скажешь, Быля? Рузя мой ребенок, не так ли, Йойна? Что ты скажешь?