Николай Коляда - Тутанхамон

Молчит. Слезы вытерла. Смотрит на Глеба снизу вверх, улыбается.

Лучше б не приходила. Ничего не узнать. Перепугалась я, Глеб. Как я перепугалась. Как страшно. Как страшно, Глебушка. Как страшно. Как страшно. Пошла. Поцелую тебя на прощание, родной мой? По-церковному, в лоб? (Поцеловала Глеба, молчит, смотрит на него.) Пошли? У нас винцо есть — церковное.

ГЛЕБ.Нет, я дома. Рано вставать.

ТАМАРА.Ну, пошли, ну что, жалко? Ты мужик, мы — бабы. Богом твоим так устроено, чтоб мужик с бабами был. Ну? Нам скучно, родной мой, а?

ГЛЕБ (молчит, смотрит на Тамару, щеку трёт). Вставать рано. И потом — она меня выгонит, не любит.

ТАМАРА.Ну-у, как всё запущено, а? А я на что? Я выгоню. Я всю поляну выгрузу за тебя, бобра обмоченного. Полюбит. Пошли. (Молчат.)

ГЛЕБ.Ты чего?

ТАМАРА (улыбается). Да так. Ко всем мужикам привязываюсь. Может, где и обломится. Ну?

ГЛЕБ.Хоть честно призналась. Так. Нет. Пошли. Только мне назад потом. Я дверь не закрою.

Тамара взяла Глеба за руку. Смеётся, слёзы вытирает, пошла наверх, ведет его за собой. Вошла в квартиру Аси, кричит из коридора:

ТАМАРА.Милка Ася! Ты снялася! В платье бледно-голубом!

Побежала, вытащила Асю в свадебном платье из дальней комнаты к столу, кружит её, хохочет. Ася хихикает. Увидела Глеба, остановилась.

Оттопырилась как! В фате даже! Стара барыня на вате! Глеб, знакомьсь. Невеста. Репетиция это. Спектакль завтра будет. Проходи. У нас есть церковные вина даже: «Кагор», «Монастырская трапеза», а ещё шампаневич и водяра даже. (Хохочет). О, букет сделаем, ага? Ну, «ага» или «не ага»? Ага, нет?

ГЛЕБ.Ага. Поздравляю. Красиво. А я завтра в монастырь уезжаю.

ТАМАРА.Ну вот, здрасьте, новости: монастырь — прости, бабушка.

АСЯ.Да ладно, садись, ешь, пей и не бреши, монастырь.

ГЛЕБ.Правда. Давно просил, чтобы место дали и вот. Поеду.

Тамара и Ася молчат. Ася платье теребит. Смотрят друг на друга.

АСЯ.Ну вот, зачем я его одела?

ТАМАРА.Да хорошо, что одела! И правильно! Будем праздновать, ты будешь в фате! Спичками подогрев — чирк!

АСЯ.Какими спичками?

ТАМАРА.Потом скажу. Выпьемте!

ГЛЕБ.Я не буду.

ТАМАРА.Ну, брат ты мой, не выступай! Начинается! Мы думали — гуль-гуль сделаем, оторвёмся, всё на одного мужичка больше было бы на свадьбе. А то она на завтра нагнала тут баб с рынками запчестёвого, баб с голодными глазами, и что? И мы будем сидеть в кафешке все вместе за длинным столом, смотреть друг на друга, зубами лязгать, про запчасти разговаривать и про мужские запчасти думать, так? Так.

АСЯ.Ну, вообще — да. Женщин будет много, да.

ТАМАРА.Я ж говорю — она им это всё в месть устраивает. Тихо, молчу! Пьём?

Лихо открыла бутылку вина, наливает в стаканы. Чокнулись. Не пьют. Молчат.

АСЯ.А кто у тебя жить будет?

ГЛЕБ.Тебе ключи оставлю. Никто. Присмотришь?

АСЯ.Ну дак. Сдал бы кому, денег получил бы.

ТАМАРА.Может, мне переехать? Пожить тут пока. Тут воздух. Заплачу. А?

ГЛЕБ.Пусть пустая стоит. Приедет кто в церковь, дак пустишь их, они придут. У них тоже ключ. Просто пригляди, вдруг кран прорвёт.

Трубач в «консе» снова затянул длинную мелодию.

АСЯ.А где это?

ГЛЕБ.А?

АСЯ.Монастырь?

ГЛЕБ.Под Москвой.

Звонок в дверь. Ася дёрнулась, улыбается. Тамара смеётся.

ТАМАРА.А сегодня вот что — почта. Явился. Дождалась ты, блин-косой. Свисток — вбрасывание. Выпить не даст. Марш Мендельсона!

Пошла в коридор, распахнула дверь широко. На пороге — цыганка в цветастом платье, пуховый платок на плечах.

ЦЫГАНКА (громко, ноет). Платки не надо пуховые-и?

ТАМАРА.А?

ЦЫГАНКА.Платки не надо пуховые-и? Платки не надо пуховые-и?

ТАМАРА.Платки?! Платки?! (Молчит, шепчет). Не надо, не надо, не надо…

Захлопнула дверь, прижалась к ней, молчит. Пришла в комнату, выпила, смотрит на Глеба, улыбается.

Ася, не он это. Не надо, да? Нам не надо старушечьих платков, да, Глебчик? Нам косынки нужны, косыночки, мы молодые, мы не помираем, да, Глеб?

ЦЫГАНКА (идет по лестнице вниз, плачет, ноет). Платки не надо пуховые-и? Платки не надо пуховые-и? Платки не надо пуховые-и?

Вышла на улицу, идет к другому дому.

ТАМАРА (кричит). Свадьба, проводы, слезы, поцелуи! Прощай, Глеб! Я тебя на прощание поцелую, поцелую, поцелую, поцелую…

ГЛЕБ.Уже целовала.

ТАМАРА.Ну да. Если я тебя, как следует, поцелую, то тебе «Скорая» понадобится! Ну, ты, такой-сякой, немазаный-сухой? Если женщина хочет, понимаешь?

Целует Глеба долго, в губы. Молчит. Смотрит ему в глаза.

ГЛЕБ (улыбается). Торкнуло меня. В ноги. И голова поплыла. От вина.

ТАМАРА.А это хорошо или плохо? (Смеётся).

АСЯ (вдруг зарыдала громко). Ну? Хорошее?

ТАМАРА.Кто?

АСЯ.Платье? Сниму? Снять?

ТАМАРА.Я сниму тебе! Закачаешься, какое платье! Давай репетировать! Нальем, нальем, выпьем, родные мои!

Стоят, не двигаются. Свет погас.

Так, двигаться всем, двигаться!

АСЯ.А правда, давайте, что ли, танцы? Кто кого приглашает? Музыка есть. А?

ТАМАРА.Глеб, ешь, пей, а мы станцуем. Я тренировку ей устрою, чтоб она не обкаралась завтра, первый раз ведь замуж, ага? Красавица, ага? Меня мамка с папкой делали не так легко и быстро, как её, чуть старались больше, ума больше вложить хотели, в отличие от некоторых. Ась, это тонкий намёк на толстые обстоятельства!

АСЯ.Болтает. (Улыбается.)

ТАМАРА.Вы же молчите. Ну вот. Но, конечно, не до идеала сделали — потому как темно было, вот я их и подправила недавно. Подтяжечку себе смастрячила. Тут вот под волосиками шрамики. Смеяться не могу, кожу тянет, рот на бок заваливается. (Смеётся). А смешного так много, да, Глебчик? Хочешь, не хочешь, а ржа нападает! Так что, Глебчик, я не совсем в форме сегодня. А вот одноклассница моя в форме. Я плачу, а замуж её выдаю, плачу и выдаю, плачу и выдаю. Ну, ты, чува, включай свою буратинскую музыку!

Хохочет, включила магнитофон. Подхватила Асю, щекочет её, кружит, «на бедро» кидает — танцуют. Глеб сидит на диване, молчит, улыбается. Музыка орёт.

Давай, шампанского! Чокнемся!

Открывает бутылку, выстрелила в потолок. Портрет Тутанхамона шабаркнулся на пол, стекло разбилось, в разные стороны полетело. Сова крыльями взмахнула, но осталась на месте сидеть.

АСЯ.Ну вот. Ну вот, ну вот, ну вот…