Бранислав Нушич - ОБЭЖ (Общество Белградских Эмансипированных Женщин)

Госпожа Лазич (вынимает из сумочки флакон). Дамы, ей плохо! Возьмите одеколон…

Госпожа Спасич. Одеколон? С нее хватит и нашатыря!

Госпожа Лазич. Расшнуруйте ее. Пусть отдохнет.

Госпожа Арсич (вскочив на ноги). Не хочу отдыхать! Сейчас я всем расскажу, кто такая эта госпожа Спасич! Она… Она… родилась в… борделе!

Госпожа Спасич. Еще одно слово, и я пришибу тебя, как моль!

Госпожа Рапаич (неожиданно взяв поднос). Бейте их!

Госпожа Терзич. Держитесь!

Госпожа Живанович (пытаясь посадить госпожу Рапаич на место). Успокойтесь! Не надо никого бить!

Госпожа Рапаич. Руки прочь! Не терплю мужских прикосновений!

Госпожа Панайотович. Это уж что-то новой.

Госпожа Стокич. Ууооааууээй!

Госпожа Пантич. Се манифик!

Госпожа Петрович. Отберите у нее зонт!

Госпожа Терзич (закрывая госпожу Лазич своим телом). Не бойтесь, госпожа Лазич. Я вас прикрою.

Госпожа Лазич (звонит колокольчик из-за спины госпожи Терзич). Дамы! Дамы! В такой накаленной обстановке собрание продолжатся не может! Я объявляю перерыв! О продолжении заседания будет объявлено особо!

Призыв госпожи Лазич тонет в общем шуме потасовки.

Снова тот же двор господина Лазича. Картина начинается как бы из-за такта, продолжая действие первой картины.

Дана. Но где ее найти? Я же никак не могу с ней встретится! Папа! Дело очень неотложное! Как мне быть, папа? Посоветуй!

Лазич. Хорошо, дочь моя. Я дам тебе совет: если дело столь неотложное… постарайся как можно скорее увидеться с мамой. (Уходит.)

Дана в каком-то оцепенении смотрит на дверь, в которую только что вышел отец, и возвращается в действительность в тот момент, когда в дверях появляется Душко.

Душко. В кафе напротив вас делают классный кофе. И я ждал, пока твой родитель уйдет из дома, а то бы пришел раньше…

Дана смотрит на него, думая о своем.

Теперь я здесь.

Дана. Вижу.

Душко. Ну и что?

Дана. Что «что»?

Душко. Это я пришел, что бы выяснить, «что»! Что это за истеричное послание? (Достав из кармана письмо и читает.) «Прежде чем я шагну в пропасть, мне надо с тобой встретится. Если ты не придешь, твоя совесть не оправдает тебя за случившееся». Какая-то сентиментальная чепуха! Что это — отрывок из «Мадам Бовари»? Пропасть… совесть… случившееся… А я из-за этого должен отменять теннис? Что все это значит?

Дана. Это значит, что одинокая несчастная девушка дошла до отчаяния.

Душко. Опять драма! Опять фразы! Можно же было просто написать: «Душко, милый! Приходи!» И я бы пришел.

Дана. Я так и писала, но ты не приходил.

Душко. Ты прекрасно знаешь, что у меня теннис и много всяких других дел.

Дана. У тебя всегда был теннис, всегда был кинофильм, однако ты приходил. А с некоторых пор не только не приходишь, но и избегаешь меня.

Душко. Избегаю? У тебя просто больное воображение!

Дана. Позавчера ты увидел меня на улице и бросился в переулок, как заяц.

Душко. Не бросился, а свернул. Видимо в переулке у меня были дела… И потом: объяснится на улице — это уж совсем низкий класс… Короче — зачем ты меня позвала?

Дана. Хочу спросить, что мы будем делать дальше?

Душко. Опять «мы»! Боже мой!

Дана. Хорошо. Что МНЕ делать дальше? Больше я скрывать не могу.

Душко. Да что за безысходность! Со всеми случаются такие вещи, и каждый их решает по-деловому. Это жизнь. Одна ты постоянно твердишь: что делать? Что дальше?

Дана. Мне кажется, что эта проблема качается нас обоих.

Душко. Во-первых, не вижу проблемы, а во-вторых, думаю, что тебе надо решить все обычным способом.

Дана. А ты? Ты и дальше намерен относится ко мне обычным способом?

Душко. Даночка! Не говори пошлостей! Ты унижаешь мое мужское достоинство.

Дана. Чем?

Душко. Тем, что требуешь от меня чего-то… А я… Я просто не представляю, что я могу для тебя сделать! Что? Скажи, что? Посочувствовать? Я сочувствую… Могу посоветовать… утешить…

Дана. И все?

Душко. А что еще?

Дана (с ненавистью). Пошел вон! (Плачет.) Убирайся!

Душко (оглядевшись, пытается ее обнять). Ну, воробушек… Ну, не надо… Раскрой мне свои крылышки… Ну, пойдем к тебе… Я все равно отменил теннис…

Дана (отталкивает его). Убирайся с глаз моих! Слышал?!

Душко (сухо). Так. В конце концов я сделал все, что мог. На большее я не способен. (Уходит.)

Дана, Заре.

Заре (подросток лет пятнадцати). Я принес письмо для отца.

Дана (берет письмо). Почему ты его распечатал?

Заре. А почему нет? Отец мои письма тоже распечатывает. Он — мои. Я — его. Взаимопроникновение. Диффузия. Кстати, письмо неинтересное. Директор гимназии сообщает отцу, что я уже восемь дней не посещаю занятия. Это я и без него знаю.

Дана (бросает письмо). Мне все равно.

Заре. Мне тоже. Пусть отец и директор гимназии сами ломают голову. Дети не обязаны вмешиваться в дела отцов.

Дана.Ты его хотя бы передай.

Заре (Указывая на пол). Вот оно лежит. Пусть сам возьмет. Я не почтальон… На кухне есть что-нибудь перекусить? Я не приду обедать.

Дана. Не советую вообще ходить на кухню. София говорит, что ты украл у нее девять динар, которые остались после рынка.

Заре. Девять динар! Тоже мне деньги!.. И вовсе не украл, а взял с полки…

Уходят. Софи, потом Ружица.

Софи (увидев, что комната пуста). Ружица!

Входит Ружица, девочка лет двенадцати-тринадцати.

Здесь никого нет. Прочти-ка мне вслух (Протягивает Ружице письмо.) Чья подпись?

Ружица (читает). Славко.

Софи. Славко! Ой, я не выдержу! Что он пишет?

Ружица. А кто такой Славко?

Софи. Шофер такси, сорок четыре двенадцать! Ой, я не выдержу! Читай!

Ружица. А что это он вдруг тебе пишет.

Софи. Влюбился! Читай же!

Ружица (читает). «Милая Софи вы мне очень правитесь в среду…»

Софи. Ну?

Ружица. Здесь ни точек, ни запятых.

Софи. Читай как есть!

Ружица (Продолжает.) «… в среду помните мы с вами разговаривали с тех пор… я хочу вас целовать в сердце… в сердце у меня слабость и еще много всего… Много всего хочу вам сказать и встретится в четверг до гроба… до гроба ваш Славко».