Иренеуш Иредынський - Террористы

Номер Седьмой (смеется) . Они прочесывают трущобы, а ты сидишь себе спокойненько в доме у министра.

Номер Первый. Он хочет сохранить свои заводы.

Номер Седьмой. Смешно.

Номер Первый. Смотря кому. (Смеется.) Для него это важно. Важнее даже, чем для тебя твоя страсть к госпоже Шварц... Она кричит в постели?

Номер Седьмой. Прекрати.

Номер Первый. Кричит?

Номер Седьмой. Нет.

Номер Первый. Может, она не хотела, чтоб ее крики услышал Ладури.

Номер Седьмой. Если так — за это стоит выпить.

Номер Седьмойподнимает стакан. Оба пьют.

Номер Первый. Я просил руководство задержать тебя здесь. Ты не вернешься в свой отряд.

Номер Седьмой. Почему? Я не могу оставить своих ребят. Ведь это я вытащил их из города.

Номер Первый. У тебя есть задание поважнее.

Номер Седьмой. Какое?

Номер Первый. Не погибнуть накануне победы.

Номер Седьмой. Я должен бросить своих ребят? Никогда!

Номер Первый. Это приказ.

Номер Седьмой. Я не заслужил такого отношения!

Номер Первый. Мне не нужны мертвые герои. Мне понадобятся потом кристально чистые люди. Преданные нашему делу.

Номер Первый. Я прошу тебя...

Номер Первый. Твой преемник уже назначен.

Номер Седьмой. Ребята подумают, что я трус.

Номер Первый. Они знают, что ты не трус. Много раз видели тебя в деле.

Пауза.

Номер Седьмой. Здесь тоже опасно.

Номер Первый. Конечно. Но я буду присматривать за тобой. Здесь ты не обязан подавать пример своим ребятам.

Номер Седьмой. Это свинство, команданте.

Номер Первыйвстает. Подходит к сидящему Номеру Седьмому, гладит его по голове.

Номер Первый. Трое моих братьев погибли. Младший был твой ровесник. У меня никого нет.

Стучат в дверь. Номер Первый со стаканом в руке идет к центру гостиной.

Номер Первый. Войдите.

Открывается дверь, появляется Министр.

Министр. Можно?

Номер Первый. Вы в своем доме.

Министрвходит, закрывает за собой дверь.

Министр. Это все в прошлом. Сейчас я гость революции... Здесь я любил после обеда выпить стаканчик... Ситуация меняется, а привычки остаются. (Подходит к столику с напитками, наливает себе изрядную порцию виски.) Странно, не правда ли?.. Я не мешаю?

Номер Первый. Прошу. (Показывает Министру на кресло.)

Хозяин виллы садится.

Министр. Да, ситуация меняется, а привычки остаются... Я когда-то читал воспоминания о концлагере, где-то в Европе... Кажется, лагерь Аушвиц... Вторая мировая война... Прибыл новый транспорт с заключенными. Автор рассказывает, что в их барак поместили трех новеньких... Капо — это такой надзиратель, назначенный из заключенных, — каждому для почину всыпал по двадцать пять палок. Потом стал выяснять у новеньких профессию. Один оказался инженером и получил за это еще двадцать. Другой — чиновник — тоже получил еще двадцать. А третий оказался священником. «Мог бы сразу сказать», — пробурчал капо, согнал какого-то заключенного с лучшего места на нарах и поместил туда священника. На следующий день капо не пустил его на работу. Когда вечером все вернулись в барак, священник был мертв. Его задушил капо. «Зачем ему мучиться», — объяснил капо, привыкший относиться к священникам с большим уважением.

Номер Первыйсмеется.

Номер Первый. А что во дворце?

Министр. Старая Гиена не понимает всей серьезности ситуации. Он уверен, что гвардейцы справятся, как справлялись и прежде. Ему не мешало бы показаться психиатру.

Номер Седьмой. И притом лет двадцать назад.

Министр. Он спит и видит пышные торжества на предстоящем юбилее диктатуры. Отца Нации ему уже мало. Решил называться Величайшим Сыном Нации. На меня кричит, обозвал трусом за то, что я отправил семью в Европу. Я ему ответил: сам-то я здесь — тогда он успокоился.

Номер Первый. Кстати, о вашей семье... Все чувствуют себя хорошо, свежий воздух идет им на пользу.

Министр. А что, есть какие-нибудь...

Номер Первый. Письмо от жены и детей лежит в вашей спальне... А ваш старший сын назначен сержантом в один из наших отрядов.

Министр. Уговаривал ведь идиота в прошлом году вернуться в Гарвард. Но он предпочел здешних девок.

Номер Первый. После победы такой сын будет настоящим сокровищем.

Министр. Только бы не в деревянной упаковке.

Номер Седьмой. Он вас стыдится.

Министр. И правильно делает.

Номер Первыйи Министр улыбаются друг другу.

Номер Первый. Все забываю спросить у вас...

Министр. Спрашивайте, но сначала сядьте, пожалуйста... А то я не знаю, как мне быть — будущий Отец Нации стоит, а я сижу.

Номер Первый (садится на диван) . Меня заинтриговала обстановка вашей гостиной. Старинная колониальная мебель...

Министр. Подлинная, уверяю вас, дорогой мой команданте, подлинная.

Номер Первый. И эти картины. Новейшие направления в искусстве и наш отечественный фольклор.

Министр. Вы хотите сказать: картины не соответствуют мебели?

Номер Седьмой. Мне такое сочетание очень нравится. По принципу полифонии.

Министр. Благодарю. (Номеру Первому.) А вы бы повесили тут старинные картины?

Номер Первый. Да.

Министр. Плохо мое дело.

Номер Седьмой. О чем вы?

Министр. О своем будущем.

Номер Первый. Почему?

Министр. Потому что вы, кажется, доктринер не только в политике... Пристрастие к стилистическому единству не обещает ничего хорошего таким, как я... Боюсь, я не впишусь в новую систему, которую вы хотите создать.

Номер Первый. Вы обобщаете частности.

Министр. Только благодаря этому я еще жив.

Номер Первый. Но вы не ответили на мой вопрос... Почему вы выбрали эти картины?

Министротпивает глоток виски.

Министр. Дорогой мой команданте, в этом интерьере как в зеркале отражается мое «я»... И «я» многих других, кто живет в нашей стране. Мебель — славные традиции, омытые кровью; картины — современность; а опусы деревенских художников — то, что утрачено нами в прошлом и настоящем.

Номер Первый. Вам нечего опасаться. Златоусты всегда найдут себе место при любом режиме.

Министр. Если они не лишены определенной дозы подлости. Как я, например.