Бернард Шоу - Майор Барбара

Филантропы из Армии спасения предстают в пьесе со всеми атрибутами их человеколюбивой деятельности: барабанами, тромбонами, гимнами, бесплатными похлебками. Армию спасения Шоу, можно сказать, писал почти с натуры: когда он выступал с речами в Ист-Энде и на перекрестках улиц, ему нередко приходилось, как отмечают его друзья и биографы, делить лучшие места с Армией спасения; Шоу подмечал особенности характера членов «филантропи­ческой армии», драматическую одаренность некоторых девушек, распе­вавших о муках «спасенных» женщин, живущих с мужьями-тиранами, и о безмерном счастье, которое овладело ими, «когда вместо ожидае­мой взбучки они вдруг видели на преображенном челе супруга отсвет божественной благодати» [4] Пирсон Х. Бернард Шоу. М., 1972, с. 214 . Рядом с членами Армии спасения Шoy ставит «спасаемых» — безработных и нищих, тех, кого нужда ваставила прибегнуть к помощи филантропов, подчиниться воле Андершафтов и Боджеров.

Заканчивая работу над пьесой, Шоу нередко писал письма актерам, будущим исполнителям ролей в «Майоре Барбаре», и в частности Луи Калверту, которому предстояло сыграть Эндру Андершафта: «Моя работа над новой пьесой продвигается шаг за шагом. Роль миллионера, владельца пушечного завода, становится все более внуши­тельной. Получится вот что: смесь из Бродбента и Кигана, приправлен­ная Мефистофелем! «Бизнес есть бизнес» покажется дешевой мелодрамой по сравнению с этой пьесой, а Ирвинг и Три поблекнут и будут выглядеть третьестепенными актерами, когда Калверт выйдет на сцену в роли Эндру Андершафта. Это будет просто грандиозно!.. [Роль] очень большая, монологов в ней — дюжины, и они намного длиннее кигановских; их исполнение требует разнообразных оттенков. Андершафт чертовски хитер, вежлив, выдержан, силен, важен, вместе с тем забавен и интересен. Из его отходов можно было бы выкроить по крайней мере десяток Гамлетов и полдюжины Отелло...» [5] Шоу Б. О драме и театре. М., 1963, с. 475

В лице Андершафта Шоу изобразил типичного представителя английской буржуазии, которую цивилизованный мир заклеймил «эпи­граммой, пришпиленной к этому классу, что он угодлив по отноше­нию к стоящим выше и деспотичен к стоящим ниже». [6] К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве, 1938, с. 321. Эту мораль Bboero класса Андершафт старается привить рабочим. Шоу показывает цинизм капиталиста Андершафта, девизом которого являются сло­ва «Без стыда». «В моей морали, в моей религии, — заявляет он, — должно быть место пушкам и торпедам».

Своих положительных героев Шоу сделал слабее Андершафта. Как положительный образ задумана Барбара: она полна гуманности и сочувствия к простым людям. Однако, воспитанная в духе религиозной морали, она оказывается бессильной и не может найти действенных средств для облегчения положения страдающих и обездоленных. Как убедительно показывает Шоу, путь буржуазной филантро­пии не приводит ни к чему. Кто же раскроет Барбаре и Казенсу глаза на тщетность их попыток и бесплодность избранных ими средств? И снова парадокс: Казенс и Барбара приходят к пониманию своих задач благодаря Андершафту - откровенному проповедник того, что в мире все можно сделать, пользуясь силой. «Научитесь говорить: «Так будет» вместо: «Так должно быть». «Идите делать со мною взрывчатые вещества, — призывает Андершафт Барбару и Казенса, — Тот, кто умеет взрывать на воздух людей, сумеет взорвать на воздух и общество. История мира есть история тех, у кого было достаточно храбрости, чтобы не убояться этой истины». Парадоксаль­но то, что у Шоу эти слова произносит капиталист Андершафт. Впрочем, слова Андершафта, несомненно, имеют и другой смысл: если буржуазия утверждает свое господство посредством силы, то почему бы не применить тот же самый метод для свержения ее. Получается, что сам капиталист учит, как нужно бороться против него, и фантазии драматурга было угодно представить ситуацию, в ко­торой капиталист высказывает революционные мысли. Это парадокс типичный для Шоу. Как бы то ни было, но Шоу в «Майоре Бар­баре» приходит к мысли о необходимости переустройства общества на новых основаниях. Это было теснейшим образом связано с тем, что уже до первой мировой войны Шоу утрачивает веру в буржу­азный парламентаризм, отсюда и его убийственная характеристика английского парламента, данная в пьесе: «Попробуй выпустить шестьсот семьдесят полоумных на улицу, и три полисмена смогут ра­зогнать их. Но посади их в одно из зданий Вестминстера, позволь им проделать разные церемонии и надавать себе разных званий, они соберутся с духом и начнут убивать; тогда эти шестьсот семьдесят полоумных станут правительством».

Шоу, несомненно, уплатил дань фабианству, представив в ка­честве наиболее положительного героя буржуазного интеллигента Казенса. И уж конечно, совсем неправдоподобно, чтобы капиталист сде­лал своим наследником человека, который, как он знает, собирается использовать полученное им богатство для борьбы против капитализ­ма. Но Шоу меньше всего заботился здесь о правдоподобии. Он считал, что чем парадоксальнее ситуации, тем скорее привлекут к себе читателя и зрителя мысли, утверждаемые им в пьесе.

При всех противоречиях, сказавшихся в пьесе «Майор Барбара», которую нередко называют «драмой неразрешенных вопросов», именно здесь Шоу-борец, Шоу-ниспровергатель оказался сильнее Шоу-фа­бианца.

Пьеса опубликована в 1907 г. Первоначальное название — «Про­фессия Эндру Ашдершафта». Впервые поставлена в Лондоне антрепри­зой Ведрена и Гренвилл-Баркера (режиссер — Харли Гренвилл-Баркер) в театре «Ройал Корт» 28 ноября 1905 г. Пьеса прошла шесть на утренниках. Биограф Шоу Хескет Пирсон отмечал, что в день премьеры «одна из лож была заполнена одетыми в форму членами Армии спасения, которые до того не переступали порога театра». «Первые два акта — по свидетельству того же Пирсона — принимались под бешеные аплодисменты, и во втором антракте собрат Шоу по перу драматург Альфред Сетро, встретив его в фойе, поздравил шедевром.

— Если последний акт так же хорош, как первые... — продолжал Сетро.

— Последний акт длится час, и там одни разговоры, — прервал его Шоу, — ничего, кроме разговоров.

У Сетро вытянулось лицо.

— Да не волнуйтесь же, — добавил Шоу, ободряюще похлопы его по плечу. — Вот увидите, и не такое съедят!

Но, проглотив, публика не смогла переварить стряпню Шоу и, покидая театр, задавалась вопросом, искупает ли мелодрама во втором акте чудовищное глубокомыслие и длину последнего действия. По свидетельству Шоу, «в последнем акте публика потому выходила из себя, что Андершафт недостаточно овладел ролью, чтобы заинтересо­вать зрителей». Все же, как говорил Чарлз Фромэн, «Шоу умница: его герой непременно получает в конце свою девушку». [7] Пирсон Х. Бернард Шоу, с. 215-216.