Эльфрида Елинек - Болезнь, или современные женщины

Кармилла. Этого я совсем не боюсь. Мне представляется, что все они мирно лежат друг подле друга. Старики рядом с детьми. Лес шумит. Его нам часто описывают.

Эмили. С пылом новичка разделить двоих старших детей на порции при помощи электропилы — это перебор. Не следовало их сразу варить и замораживать. Морозильная камера уже трещит. Наслаждение дарит свежая кровь.

Кармилла. Ошибка начинающего. Теперь, потерпев ущерб, я поумнела. Мой расчлененный ребенок находится под охраной холодной матери. Подобающее хранилище. Два хранилища! Материнское тело слишком недолговечно. Теперь я быстро продвигаюсь вперед в этой комнате. Я сижу. Я вижу нечто вне своей новой постели. Мои мысли все еще торчат, как кол в полу, они неподвижны. Они отстают от моего тела. Я дышу. И тут же не дышу. Я дружелюбна в эпоху перемен. Поэтому она мне улыбается.

Эмили. Сейчас подобная замороженная пища появляется из земли повсеместно. Белые грибы, любящие тень. Промерзший грунт. И что происходит с твоим наслаждением? Оно проходит. Скоро я буду опускать руку в струю фонтана и не буду знать, за кем. Покойников следует подписывать разборчиво. Я их изучаю. Следует превратить их в пищу для истории! У меня был один знакомый, так вот он хотел подвергаться воздействию солнца вплоть до полного распада.

Кармилла. Принести тебе стакан? С приветливым выражением на лице я предлагаю тебе все, что имею, — болезнь. Мои еще оставшиеся мальчики и девочки скоро вернутся. Они там, где они учатся. Зверь поднимает голову.

Эмили. Некоторые вещи просто мерещатся в прошлом. Будь по-честному мертвой, Кармилла! Я ведь тоже слишком хочу быть такой.

Кармилла. Я боюсь формальностей, которые влечет за собой смертельная болезнь. Поэтому я больна в насмешку. Я с удовольствием рассказываю о моих болезнях. Вокруг меня следует начертить круг, чтобы мои болезни не вырывались наружу без разрешения. Я оказалась в темноте. Размораживание холодильника — это дополнительная работа. Я присматриваю за своими маленькими детьми. Из-за болезни меня часто избегают.

Эмили. Смерть тяжеловесна. Это понимаешь лишь тогда, когда хочешь ей воспрепятствовать или произвольно вызвать.

Кармилла. На магазинах — хвалебные вывески. Их следует разделить. Пожалуйста. Прочь и Здесь. Я сбита с толку. Я хочу выкрикнуть: «Это я!» Под слоем глины я скрываю так много тайных талантов. Я, в конце концов, хочу похвастаться!

Эмили. У меня тоже был талант — талант цепляться к словам. Может, мне сейчас посочинять, Кармилла? Это развлечет тебя? К сожалению, я не могу разложиться полностью. От меня всегда что-то остается. Знаешь, говорят, что в последней инстанции история базируется на человеческом теле. Скудная пища. Слишком тонкое платье! Испорченная кожа!

Кармилла начинает надевать на Эмили платья, одно на другое. Она берет платья из высокой стопки. Кармилла одевает свою подругу, как мать ребенка. Эмили пассивна: поднимает руки, позволяет себя одевать. Так продолжается до конца сцены.

Кармилла (спокойно, с любовью). Болезнь прекрасна. Мне она крайне необходима. Я болею, следовательно, я существую. Я звоню домой, никто не берет трубку. Тут же возникает мысль: значит, еще кто-то болен! Я болею, и в этом мое оправдание. Без болезни я была бы ничем.

Эмили. А мне больше нравится проводить дни в творческом волнении. Я ежедневно мастурбирую и при этом ругаю мужчин. Я нелюбима.

Кармилла. Я царапаюсь о ноготь и тут же думаю о себе самое плохое. Меня слишком много, чтобы жить, и слишком мало, чтобы умереть. Моя причина и моя цель — это болезнь, и я люблю ее. Я слаба, потому что я больна. Я принимаю медикаменты. Я все время больна и рада этому.

Эмили. У меня совершенно другое основание. Я могу облечь его в слова, из которых я потом сделаю выборку.

Кармилла. Мой муж застрял в Христианочном союзе. Из Христианочного союза он снова возвращается домой. Меня оплодотворили. Я не работаю. Потому что я все время больна. По причине болезни меня иногда выставляют в больнице.

Эмили. Мои кости играют под моим лбом. Кровь сочится отовсюду, венозная, равно как и нервозная. Мне нравится только этот сорт. Я сижу в той же лодке, у меня холодное дыхание. Хор не поет. Погребения нет. Позитивно. Больница тоже заболела. Ты, Кармилла. Я заболела любовью.

Кармилла. Я больна, и мне хорошо. Я страдаю, и чувствую себя хорошо. Быть больной — это несложно. Я это умею, и я чувствую себя очень-очень плохо. Здоровье — это еще не все, теперь мое тело его совершенно не переносит. При виде здоровья я превращаюсь в решето, сквозь которое все проваливается. Я больна! Больна! Больна! Больна!

Эмили. Украшена ногтями. Вздыхай под одеялом, Кармилла! Пожалуйста. Надень туфли и отправляйся на природу! Люби себя! И меня люби тоже!

Кармилла. Ты — дама! Ты — читательница! Ты — верная клиентка! Ты — головокружение! Ты — собирательница бонусов! Я очень хочу, чтобы меня рассеяли над водой. Мне так плохо!

Эмили. Ты жаворонок. Глядишь, ты еще захочешь сопротивляться ветру.

Кармилла. Я вижу, как сильно отличается эта жизнь от прежней. Раньше мне приходилось наполнять голодные рты. Теперь мне следует как можно более эффективно кормиться ими. Я больше не могу выбирать напиток, теперь для меня имеют значение только кровь и ископаемые. Спасибо, мне больше ничего не надо. Раньше я пользовалась кремом. Теперь я пользуюсь другими людьми. И что на меня нашло. Мне неловко. Я еще больше заболеваю.

Эмили. Люди — живые и поэтому связаны с природой, в которой они обитают. Эта связь заключается в разговорах о разрушении, о котором они имеют, однако, весьма неясное представление. Злой атом! Полураспаду — да, полуразводу — нет!

Кармилла. Мы — наполовину живые. Плохо везде. Никого нельзя заменить. Все, что появляется в природе и что можно увидеть, нам хорошо знакомо. Обитающие в ней так похожи друг на друга, что их можно перепутать. Единственным в своем роде их мясо не является, но оно и не сверхъестественное. Они — это мы. Они едят. Мы едим. Среднестатистическое количество. Мне плохо. Я очень больна.

Эмили. Ну, теперь-то ты, наконец, хочешь послушать мое стихотворение, да или нет?

Кармилла. Я хочу послушать себя. Я уже убила двоих, нет, троих своих детей. Я была служащей. Я управляю имуществом покойников. Кончину этих троих детей, как и кончину всех людей, извинить нельзя. Но таким образом они становятся реальностью. Как для нас, так и для чиновников истории в их министерстве. Об этом выдают справку. Посетители приходят. Я размышляю. Я размышляю о том, как могла бы сложиться жизнь этих детей.