Ксения Старосельская - Антология современной польской драматургии

Пьесы Войцешека «Made in Poland» (2005) и «Теперь мы будем хорошими» (2004) Сали построены как киносценарии. Нетрудно себе представить, где режиссер поставил бы камеру, как выстроил перспективу. В обоих случаях в основе конструкции — классическое действие с кульминационными моментами. Обе пьесы рассказывают о молодежи из так называемых неблагополучных и малообеспеченных семей, которые свой бунт против поколения родителей выражают в форме насилия и деструкции.

Пьеса «Теперь мы будем хорошими» написана на основе реальных историй о малолетних преступниках. Действие происходит в вымышленном исправительном учреждении, находящемся в ведении монахов. В столкновении с нигилизмом малолетних преступников воспитательные методы, предлагаемые Церковью, оказываются неэффективными, что ясно указывает на кризис системы ценностей в католической Польше.

«Made in Poland» — история разочаровавшегося во всем юного анархиста, который не хочет больше прислуживать в церкви и с надписью «fuck off» на лбу ходит по микрорайону, призывая к бунту и разбивая автомобили. К далеко не новой в кино и театре теме подростков из спальных районов Войцешек подошел нестандартно. Он объединил темы бунта и пробуждения самосознания: герой открывает для себя, что насилие не решает никаких проблем. Ответы на мучающие его вопросы он ищет у двух персонажей, прочно укорененных в польской традиции: харизматичного священника, пытающегося оздоровить моральный климат в микрорайоне, и уволенного из школы за алкоголизм учителя польского языка, поклонника поэта-коммуниста Владислава Броневского (1897–1962). Имея возможность выбирать между католицизмом и марксизмом, герой отдает предпочтение третьему пути, собираясь объединить то, что разделило поколение его родителей: в финале он объявляет себя молодым католиком из рабочего класса.

С точки зрения литературного мастерства и оригинальности трактовки неоригинальных тем особое место в антологии занимают две пьесы. Это «Двое бедных румын, говорящих по-польски» (2006) Дороты Масловской и «Ночь (славянско-немецкий медицинский трагифарс)» (2005) Анджея Стасюка.

Пьесу Масловской можно интерпретировать как гротескную картинку из жизни столичных циников, для которых мерилом ценностей являются наркотики, примитивные сериалы и таблоиды. Можно увидеть в ней образ общества, враждебно настроенного к Чужим, будь то румынские попрошайки или жители большого города. Но наиболее интересной представляется тема социальной иерархии, конфликта между комплексом неполноценности и чувством собственного превосходства. Герои добровольно спускаются вниз по социальной лестнице, чем нарушают весь капиталистический порядок, в котором главное — карьера. Они играют в нищету и унижение, чернят зубы и надевают лохмотья, чтобы подчеркнуть свою свободу и превосходство над теми, кто стоит ниже их. Однако невидимую границу между классами нельзя пересекать безнаказанно.

«Ночь» Стасюка — ироничная игра с польско-немецкими стереотипами, напоминающая «Свадебное путешествие» Сорокина. Пьеса полностью выдержана в поэтике абсурда: во время налета на немецкий ювелирный магазин владелец магазина убивает вора-поляка. Ювелир ждет пересадки сердца, и донором должен стать именно этот вор. На трансплантацию немец соглашается только после того, как узнает, что поляк изучал немецкую филологию.

«Восток нуждается в вещах, а Запад — в крови» — эта цитата из пьесы выражает суть современных отношений между старой и новой Европой. В одну сторону едут краденые машины и товары, в другую — рабочая сила и органы для трансплантации. В финале оба героя — мертвый вор и живой ювелир, — лежа на операционном столе, вспоминают Вторую мировую войну, которая навсегда объединила судьбы немцев и поляков.

Как и у Масловской, достоинством «Ночи» является язык — у Стасюка он вызывает ассоциации со средневековыми моралите. В одной из сцен вор беседует после смерти со своей душой, которая упрекает его в том, что он не слушал ее ценные советы. Сочетание средневековой формы диалога со смертью и современного сленга вызывает комический эффект и в то же время подчеркивает укорененность пьесы в польской литературной традиции.

Наконец, «Тирамису» (2005) Овсянко и «Тестостерон» (2002) Сарамоновича — самые легкие в жанровом плане комедийные произведения, построенные на отточенных диалогах; их главная тема — женские и мужские стереотипы.

Авторы, однако, не избегают и рассуждений на серьезные темы. Овсянко в своей пьесе о женщинах из рекламного бизнеса задумывается о последствиях «крысиных бегов в женском варианте». Героини играют роли жестких, алчных «бизнес-леди», они соперничают одна с другой даже по количеству оргазмов, испытанных в уик-энд. В то же время они с головой погружены в виртуальный мир рекламы и тщетно пытаются соответствовать идеалу женщины, который сами же и создали. Стресс, связанный с работой, они компенсируют сексом и шопингом, и при этом все очень одиноки.

Сарамонович описывает другую сторону медали: кризис мужского самосознания в эпоху воинствующего феминизма. Он высмеивает стереотип мачо, культивируемого поп-культурой. Обсуждая коварство женщин, герои «Тестостерона» показывают свои истинные лица: оказывается, что даже самые заядлые сексоголики тоскуют по серьезным отношениям и теплу семейного очага. Они умиляются, глядя на детские фотографии, и вполне профессионально обсуждают кормление ребенка.

Документальные или мифологические, реалистические или метафизические, авангардные или рассчитанные на коммерческий успех, современные польские пьесы имеют одну общую черту. Они существенным образом отклоняются от основного направления польской драматургии XIX–XX веков. В них не найти гротескных моделей реальности, которые были у Виткация, Гомбровича и Мрожека. Редкостью становится поэтическая драма, особо чтимая польским театром в XIX–XX веках. Обращений к литературно-сценическому жанру также немного.

Новые авторы хотят, прежде всего, очертить и проанализировать новую реальность. Не случайно многие из них имеют опыт работы в журналистике. Драматург сегодня уже не является ни вдохновенным проповедником, ни сторонним наблюдателем, как в XIX веке, он — непосредственный участник событий, о которых пишет в своих пьесах. Создается драматургия очевидцев, быстро реагирующая на перемены.

Контекст современных пьес понятен зрителям — они в нем существуют. Это основательно меняет роль самой драматургии, которая становится рупором социальной коммуникации. Отсюда обращение авторов к актуальным проблемам, разговорному языку. На этом фундаменте выстраивается все больше текстов, отшлифованных в литературном и сценическом плане, которые не только отражают действительность, но и создают ее — или де-конструируют, как, например, это делает Масловская. Для того, чтобы лучше понять и описать мир.