Денис Фонвизин - Недоросль

Г-жа Простакова.А кушать где изволите, с нами или в своей комнате? У нас за столом только что своя семья, с Софьюшкой…

Милон.С вами, с вами, сударыня.

Правдин.Мы оба эту честь иметь будем.

Г-жа Простакова.Ну, так теперь хотя по-русски прочти зады, Митрофанушка.

Митрофан.Да, зады, как не так.

Г-жа Простакова.Век живи, век учись, друг мой сердешный! Такое дело.

Митрофан.Как не такое! Пойдет на ум ученье. Ты б еще навезла сюда дядюшек!

Г-жа Простакова.Что? Что такое?

Митрофан.Да! того и смотри, что от дядюшки тоска; а там с его кулаков да за часослов. Нет, так я, спасибо, уж один конец с собою!

Г-жа Простакова (испугавшись). Что, что ты хочешь делать? Опомнись, душенька!

Митрофан.Вить здесь и река близко. Нырну, так поминай как звали.

Г-жа Простакова (вне себя). Уморил! Уморил! Бог с тобой!

Еремеевна.Все дядюшка напугал. Чуть было в волоски ему не вцепился. А ни за что… ни про что…

Г-жа Простакова (в злобе). Ну…

Еремеевна.Пристал к нему: хочешь ли жениться?…

Г-жа Простакова.Ну…

Еремеевна.Дитя не потаил, уж давно-де, дядюшка, охота берет. Как он остервенится, моя матушка, как вскинется!…

Г-жа Простакова (дрожа). Ну… а ты, бестия, остолбенела, а ты не впилась братцу в харю, а ты не раздернула ему рыла по уши…

Еремеевна.Приняла было! Ох, приняла, да…

Г-жа Простакова.Да… да что… не твое дитя, бестия! По тебе робенка хоть убей до смерти.

Еремеевна.Ах, создатель, спаси и помилуй! Да кабы братец в ту ж минуту отойти не изволил, то б я с ним поломалась. Вот что б бог не поставил. Притупились бы эти (указывая на ногти), я б и клыков беречь не стала.

Г-жа Простакова.Все вы, бестии, усердны на одних словах, а не на деле…

Еремеевна (заплакав). Я не усердна вам, матушка! Уж как больше служить, не знаешь… рада бы не токмо что… живота не жалеешь… а все не угодно.

Кутейкин, Цыфиркин (вместе):

– Нам восвояси повелите?

– Нам куда поход, ваше благородие?

Г-жа Простакова.Ты ж еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофапу.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)

Кутейкин.Житье твое, Еремеевна, яко тьма кромешная. Пойдем-ка за трапезу, да с горя выпей сперва чарку…

Цыфиркин.А там другую, вот те и умноженье.

Еремеевна (в слезах). Нелегкая меня не приберет! Сорок лет служу, а милость все та же…

Кутейкин.А велика ль благостыня?

Еремеевна.По пяти рублей на год, да по пяти пощечин на день.

Кутейкин и Цыфиркин отводят ее под руки.

Цыфиркин.Смекнем же за столом, что тебе доходу в круглый год.

Правдин.Лишь только из-за стола встали, и я, подошед к окну, увидел вашу карету, то, не сказав никому, выбежал к вам навстречу обнять вас от всего сердца. Мое к вам душевное почтение…

Стародум.Оно мне драгоценно. Поверь мне.

Правдин.Ваша ко мне дружба тем лестнее, что вы не можете иметь ее к другим, кроме таких…

Стародум.Каков ты. Я говорю без чинов. Начинаются чины – перестает искренность.

Правдин.Пиши обхождение…

Стародум.Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нынче многие не стоят одного. Отец мой у двора Петра Великого…

Правдин.А я слышал, что он в военной службе…

Стародум.В тогдашнем веке придворные были воины, да воины не были придворные. Воспитание дано мне было отцом моим по тому веку наилучшее. В то время к научению мало было способов, да и не умели еще чужим умом набивать пустую голову.

Правдин.Тогдашнее воспитание действительно состояло в нескольких правилах…

Стародум.В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на знании мода, как ни пряжки, на пуговицы.

Правдин.Вы говорите истину. Прямое достоинство о человеке есть душа…

Стародум.Без нее просвещеннейшая умница – жалкая тварь. (С чувством.) Невежда без души – зверь. Самый мелкий подвиг ведет его во всякое преступление. Между тем, что он делает, и тем, для чего он делает, никаких весков у него нет. От таких-то животных пришел я свободить…

Правдин.Вашу племянницу. Я это знаю. Она здесь. Пойдем…

Стародум.Постой. Сердце мое кипит еще негодованием на недостойный поступок здешних хозяев. Побудем здесь несколько минут. У меня правило: в первом движении ничего не начинать.

Правдин.Редкие правило ваше наблюдать умеют.

Стародум.Опыты жизни моей меня к тому приучили. О, если б я ранее умел владеть собою, я имел бы удовольствие служить долее отечеству.

Правдин.Каким же образом? Происшествии с человеком ваших качеств никому равнодушны быть не могут. Вы меня крайне одолжите, если расскажете…

Стародум.Я ни от кого их не таю для того, чтоб другие в подобном положении нашлись меня умнее. Вошед в военную службу, познакомился я с молодым графом, которого имени я и вспомнить не хочу. Он был по службе меня моложе, сын случайного отца, воспитан в большом свете и имел особливый случай научиться тому, что в наше воспитание еще и не входило. Я все силы употребил снискать его дружбу, чтоб всегдашним с ним обхождением наградить недостатки моего воспитания. В самое то время, когда взаимная наша дружба утверждалась, услышали мы нечаянно, что объявлена война. Я бросился обнимать его с радостию. «Любезный граф! вот случай нам отличить себя. Пойдем тотчас в армию и сделаемся достойными звания дворянина, которое нам дала порода». Вдруг мой граф сильно наморщился и, обняв меня, сухо: «Счастливый тебе путь, – сказал мне, – а я ласкаюсь, что батюшка не захочет со мною расстаться». Ни с чем нельзя сравнить презрения, которое ощутил я к нему в ту ж минуту. Тут увидел я, что между людьми случайными и людьми почтенными бывает иногда неизмеримая разница, что в большом свете водятся премелкие души и что с великим просвещением можно быть великому скареду.