Денис Фонвизин - Корион

Уединенну жизнь как мне ни выхваляли,
Я вижу, что о том пустое мне болтали.
Возможно ли Москву с деревнею сравнять?
Там нет полей и рощ, а есть где погулять.
Вовеки не могу я к жизни сей привыкнуть,
Приятности ее не в силах я проникнуть.
Свирелей нежный глас не мил моим ушам:
В Москве я живучи, привык к колоколам.
Уж три дни, как я здесь, в угодность господину,
Скучаю, рвусь, бешусь, кляну мою судьбину,
Не ведая, зачем приехал он сюда.
Никак пришла ему взбеситься череда!
Не знаю, для какой приятной здесь награды
Оставил он Москву, где балы, маскарады
Имеют полну власть из ночи делать день,
Из солнечных лучей ночную делать тень.
Что сделалося с ним? Что сделалось со мною?
Неужель мы навек расстанемся с Москвою?
Тому, кто так, как он, беспечно жизнь ведет,
Казалось бы, на ум деревня не пойдет:
Он молод, и богат, и счастлив в нежном поле —
Чего ж ему еще желать осталось боле?
Но нет!… Он прежде сам веселу жизнь любил,
Теперь стал весь не тот: печален и уныл;
Жестокая тоска его тревожить стала;
Она одна сюда на почте нас примчала.
В деревню отроду приехав в первый раз,
За целые сто лет считаю всякий час…
Пойду теперь, пойду, спрошу я господина:
Какая бы его тоски была причина?
Пойду, пойду к нему… Но что ж я оробел?

Он мне к себе входить без спросу не велел…
Однако ж я пойду… Иль он лишен рассудка?…
Нет… нет… Останусь здесь!… Теперь некстати шутка:
С сердитыми шутить, я знаю, каково.

Кроме меня, с собой он не взял никого;
За службу верную, в награду, для покою,
По милости своей меня он взял с собою.
Что десять делали, я делаю один:
Худая жизнь слуге, коль бешен господин!
Собачья жизнь моя! Терпения не стало!
Да что за чудо мне в глаза теперь попало?
Какое странное и глупое лицо?

С Москвы-ста к барину прислали письмецо.

Подай! Не знаю я, что б это за причина!…
Скажи мне: ради ль вы приезду господина?

Как вашей милости не радим-ста нам быть!

Постой, мне нужда есть с тобой поговорить.
Скажи мне: здесь не всё ль живут одни медведи
И есть ли кроме их другие вам соседи?

Оборони-ста бог! Здесь мало ли людей?
Да что же то?… Никак-ста милости твоей
Пришла зде вотцына боярска не по нраву?

По правде, я нашел худую здесь забаву:
Я должен или здесь с ума сходить один,
Иль видеть, как грустит и рвется господин.
Так время проводить несносно человеку.

Да также-сто и здесь, от нас неподалеку,
Тому уж года три бояриня живет:
Все плацыт да грустит, не взмилил ей и свет.
И господи спаси от едакой круцыны!
А отцево? Никто не ведает притцины.

Не прогневлю ли я вас смелостью такою,
Прося, чтоб молвили два слова вы с слугою?
О чем грустите вы? Дозвольте доложить.
И долго ль будет нам в такой пустыне жить?
Коль здесь останемся еще на долго время,
Я вижу, мне не снесть такого скуки бремя:
Оставил в городе в злой грусти я одну
Любезную мою и верную жену.
Хоть приращения мой лоб не ожидает,
Однако сатана жен верных искушает;
Такою хитростью пресильного врага
Нечаянно носить случается рога.
Дождусь ли я от вас приятного ответа?
Молчанье для меня недобрая примета.

Чернил, перо!

К чему ж?…

То делай, что велят.

Его слова – меня, мои – его вздурят.

С тех пор как я к тому все мысли обращаю,
В лютейшей горести отраду ощущаю.
Для твердых душ оков судьбою не дано:
Коль бедству зрим конец, не страшно нам оно.

«О ты, чьей горести я злобный был содетель,
Которой обожать я должен добродетель,
Которой за любовь изменой заплатил,
Которой счастие в напасти превратил!
Коль ты еще жива, тронись моей тоскою,
Как ныне тронут я твоею стал судьбою!
Зеновия! тебе, кончая жизнь мою,
Я все мое теперь богатство отдаю.
Менандр, мой друг, тебе вручит его, конечно;
А мне противен свет и с ним расстанусь вечно:
Отрады для меня нигде не может быть».

С такой тоски весь свет не трудно позабыть!
Что я держу в руках, и то позабываю;
Последуя ему, последний, ум теряю.

Письмо, которое забыл отдать я вам.

Однако он теперь писать изволит сам.
Конечно, он в Москву послать кого намерен,
Да только не меня, я твердо в том уверен.

Что хочешь делать ты?

Писать письмо к жене,
И к братьям, и к друзьям, и всей моей родне;
Мне должно им сказать, куда я преселился:
Из бездны ль вышел бед иль в бездну провалился.
Друзья не ведают, куда их скрылся друг;
Жена не ведает, где кроется супруг.
Скажите, для чего б не пользоваться веком
И, в свете живучи, быть мертвым человеком?
В деревню должно тем навек переезжать,
Кто хочет жителям деревни подражать,
У коих, – если кто моей поверит справке, —
Подобно как они, и разумы в отставке.
Размножился у нас таких невежей род:
Тут нельзя разобрать с крестьянами господ!
Иной из них, служа и телеси и духу,
Во здравие свое до смерти гнет сивуху;
Иной и день и ночь, пролив струями пот,
Гоняясь за скотом, и сам бывает скот,
И лучшие из них равняются со пнями;
Кто много хвастает своими деревнями,
Считая то за верх блаженства своего,
Чтоб ночь проспать, а днем не делать ничего.