Уильям Стайрон - В заразном бараке

Линвивер уходит со сцены налево.

Длинная пауза, полная неловкости.

Макгрудер. Ты должен простить меня, Шварц. Как я могу загладить свою вину за все, что наговорил тут? (Направляется к кровати Кларка.) Ты! Ты, Лоренцо! Ты, черномазый сукин сын!

Кларк. Ха-ха!

Шварц (сидит подавленный). Не надо, Уолли! Не стоит даже произносить его имя. Я должен был догадаться, откуда ветер дует. Я забыл, на что он способен. (Обращается к Кларку.) Но ты — настоящий дьявол. Я еще не встречал такой черной души.

Кларк. Ха-ха!

Шварц. Кларк!

Кларк. Что тебе нужно, жиденок?

Шварц. Послушай, Кларк, почему ты никогда не называешь меня по имени? Это же не трудно! Я же называю тебя по имени! Я не называю тебя черномазым. Я зову тебя Кларком, ты, черномазый. (Кларк смеется.) О, парень, если есть в мире человек, которого стоит назвать черномазым, так это ты, Кларк, ты, черномазый ниггер!

Кларк. Жиденку не нравится, когда его называют жиденком, кому бы это понравилось — быть жидом!

Макгрудер. Прости меня, Шварц. Я так виноват перед тобой. Надеюсь, ты примешь мои извинения.

Шварц. Тебе не нужно извиняться, Уолли. Я понимаю. Я тоже прошу прощения за то, что наговорил тебе. (Пауза, он молча смотрит на него.) Когда ты обвинил меня, я вдруг подумал: «Это его болезнь виновата». Я сказал себе: «Это связано с его заболеванием».

Макгрудер (с мрачным предчувствием). Что ты имеешь в виду? Что ты имеешь в виду, Шварц, говоря, что во всем виновата моя болезнь?

Шварц. Ничего, Уолли.

Макгрудер (с большим жаром). Скажи, что ты имел в виду?!

Шварц. Ничего. В самом деле, Уолли.

Совсем ничего.

Макгрудер. Ты имел в виду деньги? И что там пишут об этом в книге?

Шварц (нехотя). Ну, хорошо…

Макгрудер. Что об этом сказано в книге?

Шварц. Уолли, Уолли, не мучай себя!

Макгрудер. Но что там сказано? Ты же помнишь.

Шварц. Там написано, что при парезе пациенту начинает казаться, что окружающие его обворовывают.

Макгрудер (садится медленно, потрясенно и испуганно). Мой Бог, это вправду так. Я и забыл об этом. О Боже. (Обращается к Кларку.) Но у меня была веская причина. Я имею в виду, все ведь случилось из-за Лоренцо — он во всем виноват. (Пауза.) Но при всем при этом! Я не стал бы так говорить с тобой, если бы не был болен! (Пауза, смотрит в ужасе вокруг, затем хватает себя за голову.) Как сказал доктор Гланц, это все идет из моей головы! Я сумасшедший! Я спятил! Спятил!

Демоны вырываются на свободу. У Макгрудера начинается бред. Его пытаются успокоить и усмирить. Свет гаснет.

Несколькими днями позже, позднее утро. Макгрудера нет, Кларка тоже нет, его постель застелена, кровать пуста. Шварц с градусником во рту лежит и читает книгу «Как управлять зоомагазином». Линвивер входит слева и проходит через палату к кровати Шварца, проверяет у него термометр.

Линвивер. Хмм. Неплохо. Как ты себя чувствуешь, старина?

Шварц (прикасается к своему животу). Сегодня здесь не так болит. Не так, как вчера ночью. Это было ужасно!

Линвивер. Тебе помогли таблетки, которые я дал?

Шварц. О да, я быстро уснул. Боль прошла. И знаете, мне снились прекрасные сны. Фантастические сны! Мне снились разные животные. Забавно, наверное, это потому, что я читал свою книгу о том, как управлять зоомагазином.

Линвивер (щупая пульс у Шварца). Хорошо. Хорошо, что боль прошла и тебе снились веселые сны.

Шварц. В одном из них мне снилось, что я нахожусь в зоомагазине. Я хочу купить такой после войны. Только странно, в нем не было ни одной клетки. Животные — они все там ходили сами по себе, как на воле. (Пауза.) Какой забавный сон. Все знают, что в зоомагазине не может не быть клеток.

Линвивер (рассеянно). Мммм. Странный сон. Чего бы ты хотел, Шварц? Может быть, апельсинового сока? Как насчет стакана сока со льдом?

Шварц. Да, это было бы славно.

Линвивер (отходит). Я распоряжусь на кухне. (Подходит к Андерсену, одному из медбратъев, и говорит с ним тихо, чтобы Шварц не слышал. Объясняя тяжесть состояния Шварца, показывает большим пальцем вниз.) Я не понимаю, помогает ему морфин или нет. Если он будет опять так страдать, надо будет ввести ему еще восемь кубиков внутривенно.

Он уходит. Какое-то время Шварц продолжает читать. Справа появляется Макгрудер, в руках у него ранец. Он все еще носит свою робу, на которой написана буква «S».

Макгрудер. Привет, Шварц.

Шварц. Уолли! С возвращением! Я думал, тебя выписали!

Макгрудер. Нет, Шварц, мне не настолько повезло. Это все мои десны. Помнишь, как они кровоточили? Меня положили в отделение наверху и обследовали четыре дня, а потом лечили десны. Трудно понять, что они там нашли. (Пауза.) Географическая глотка. Они сказали, что у меня географическая глотка.

Шварц. Итак, ты вернулся.

Макгрудер. Да, я вернулся.

Шварц. Назад.

Макгрудер. Назад. (Длинная пауза.) Так или иначе, они подлечили мою глотку. Они мазали мои десны какой-то красной мазью, и я выглядел, как Дракула, и через сорок восемь часов все очистили. (Пауза.) И вот теперь у меня потрясающе чистый рот. Чистый и беспроблемный. Рот, который захотела бы поцеловать любая девушка. Если бы она не знала, что у меня есть еще. (Пауза, оглядывается вокруг.) А где Лоренцо?

Шварц. Кларк? (Маленькая пауза.) Он умер.

Макгрудер. Умер? (Пауза.) Не могу в это поверить! Боже!

Шварц. Он быстро ушел, Уолли. Как долго тебя не было? Четыре дня? Он, по-моему, умер в среду, на второй день, как ты ушел. Сразу после того, как тебя перевели наверх, он впал в кому, думаю, это так называется. Доктор Линвивер и доктор Гланц пытались его откачать, но безуспешно. (Пауза.) Парень, как же он вонял в последние дни!

Макгрудер (задумчиво). Это грустно. Несмотря на то что он был патологически злым, все это очень грустно. Всегда так. Трудно поверить, что Лоренцо нет.

Шварц. Было грустно. Мне было ужасно грустно видеть, когда он впал в кому, несмотря на все гадости, которые он совершал. (Пауза.) Знаешь, Уолли, мне было так его жаль, что я даже попытался пообщаться с ним. Его лицо посинело. Оно стало странно синего цвета, как будто ему под кожу впрыснули синих чернил. И его черные губы оттопырились в агонии и обнажили зубы. Это всего меня перевернуло. Он выглядел таким несчастным и бесконечно одиноким в этой своей агонии.

Макгрудер. Ты что-нибудь сказал ему? Ты что-то дал ему?

Шварц. В каком то смысле да. Но не буквально, хотя и старался. Не знаю, Уолли, я стоял и смотрел на него, видел муки на его лице, слушал его тяжелое дыхание и сказал себе: «Он умирает». И я открыл книгу рэбби на слове «Смерть». И прочитал Лоренцо несколько строк оттуда. «Смерть — прекрасная и естественная часть жизни, ее стоит бояться не больше, чем сна». И я слышал, как Лоренцо сказал: «Это все ишачье дерьмо». И потом я подумал — это в нем ненависть говорит, наша ненависть возвращается к нам — к нам, чья кожа белая, и эта переполненная чаша терпения изливается на нас самих. Я думал, что должен просить прощения у Лоренцо, просить, чтобы он простил меня, простил нас за все, что мы сделали ему, и поэтому я открыл книгу на слове «Прощение» и прочитал эти замечательные строки: «Самый большой дар человека — это умение прощать». И потом я спросил: «Ты понимаешь это, Лоренцо? Ты можешь простить меня?» И его голос был таким слабым и больным. Я слышал, как он ответил: «Прощаю». И он издал короткий смешок и сказал: «Прощаю. Поцелуй мою черную задницу». (Пауза.) Уолли, Уолли, я был в отчаянии. Он угасал на моих глазах, умирал прямо передо мной. Я чувствовал, что не должен позволить ему уйти со всей этой ненавистью внутри его. Как-то должен был достучаться до него. Поэтому я прочитал ему еще из книги, где рэбби говорит о девятой симфонии Бетховена. «All Menschen werden Bruder» — надеюсь, я правильно это произношу: «Все люди становятся братьями, когда они протягивают друг другу руки и любят друг друга». Затем я прекратил читать и посмотрел на него и сказал: «Лоренцо, мы не должны жить и умирать с такой ненавистью внутри. Мы должны быть братьями и любить друг друга». Затем я сказал напоследок: «Я люблю тебя, Лоренцо. Я люблю тебя как брата. Пожалуйста, позволь себе любить и меня в ответ». (Пауза.) Он сказал: «Хорошо, я полюблю тебя. (Пауза.) Я полюблю тебя, когда в заднице у свиньи распустятся розы».