Уильям Шекспир - Антоний и Клеопатра

Мы не включим в число своих трофеев.

Твоей казной сама распоряжайся.

Не беспокойся. Цезарь не торгаш,

Не станет он с тобою торговаться.

Не строй себе тюрьму из черных мыслей.

Дражайшая царица, мы с тобой

Поступим так, как ты сама укажешь.

И ешь и спи. Тебе я сострадаю,

Забочусь о судьбе твоей как друг.

Прощай.

Мой господин! Мой повелитель!

Нет, нет. Не господин, но друг. Прощай.

Трубы. Цезарьсо свитойуходит.

Он хочет оплести меня словами,

Чтоб от себя самой я отреклась. —

(Хармиане.)

Но слушай-ка…

(Шепчет ей на ухо.)

Пора кончать, царица.

Угас наш день, и сумрак нас зовет.

…И тотчас возвращайся. Обо всем

Уже условлено. Поторопи.

Да, госпожа, понятно!

Входит Долабелла.

Где царица?

Она перед тобою.

(Уходит.)

Долабелла?

Твою, царица, выполняя волю,

Которую любовь моя к тебе

Равняет с повелением богов,

Пришел я известить тебя, что Цезарь

Намерен через Сирию идти;

Тебя с детьми на днях вперед он вышлет.

Воспользуйся как хочешь этой вестью.

Свое сдержал я слово.

Долабелла,

Я пред тобой в долгу.

Я твой слуга.

Мне к Цезарю пора. Прощай, царица.

Прощай. Благодарю.

Долабеллауходит.

Ну вот, Ирада!

Мы, видишь ли, египетские куклы,

Заманчивое зрелище для римлян.

Толпа засаленных мастеровых,

Орудуя своими молотками,

Собьет помост; дышать мы будем смрадом

Орущих жирных ртов и потных тел.

Да не попустят боги!

Нет, Ирада,

Все так и будет: ликторы-скоты

Нам свяжут руки, словно потаскушкам;

Ватага шелудивых рифмоплетов

Ославит нас в куплетах площадных;

Импровизаторы-комедианты

Изобразят разгул александрийский.

Антония там пьяницей представят,

И, нарядясь царицей Клеопатрой,

Юнец пискливый в непристойных позах

Порочить будет царственность мою.

О боги!

Вот что ожидает нас.

Мне этого не увидать вовеки:

Ведь ногти у меня сильнее глаз.

Вот, вот. И вздорные расчеты их

Мы, стало быть, сумеем опрокинуть. —

Входит Хармиана.

Ну, Хармиана? — Девушки мои,

Несите царские мои одежды,

Ценнейшие уборы. Вновь плыву

По Кидну я, Антонию навстречу. —

Ты слышала, Ирада? — Хармиана,

В последний раз мне послужи, а там

Гуляй хоть до скончания веков. —

Венец и все регалии сюда.

Ирадауходит. Шум за сценой.

Что там за шум?

Входит солдатиз стражи.

Простолюдин какой-то

Царицу требует. Тебе принес он

Корзину винных ягод.

Пусть войдет.

Солдатуходит.

Каким ничтожным иногда орудьем

Свершаются великие дела!

Он мне принес свободу. Я решилась,

И ничего нет женского во мне,

Я — мрамор. Зыблющаяся луна

Уж не моя планета больше.

Возвращается солдатс простолюдином, несущим корзину.

Вот он.

Пускай останется, а ты ступай.

Солдатуходит.

Ну что ж, принес ты ласковую змейку,

Которая без боли дарит смерть?

Как не принести, принес. Да только я не из таких, чтобы стал подзадоривать тебя дотронуться до нее. Кусается — ого-го! Тот, кто помирал от ее укуса, живым оставался редко, чтоб не сказать — никогда.

А от ее укуса умирали?

Э, покойников не оберешься. И мужского и женского даже пола. Да вот намедни слыхал я об одной. Честнейшая бабенка, только любит малость приврать для пущей правдивости, как и положено всякой женщине. Так вот она рассказывала, чего ей чувствовалось, померши от змеиного укуса. Уж так она эту змею расписывала! Но, как говорится, кто всякой басне верит — дурнем прослывет. Одно скажу, — что она всем змеям змея.

Ты можешь уходить.

Желаю тебе от змейки всяческой радости.

Прощай.

(ставя корзину на под)

Вишь ты, понимать надо, что змея она и ведет себя по-змеиному.

Да, да, прощай.

На змею, вишь ты, полагаться трудно, разве что она в руках человека с понятием. Потому как ежели прикинуть, то что в ней хорошего, в змее?

Не беспокойся. Мы побережемся.

Вот и ладно. А еды ей не давай; не стоит она корма.

А не захочется ей съесть меня?

Я, брат, не такой простак. Бабой-то и сам черт подавится, не то что змея. Баба, как говорится, была бы угощением для богов, не состряпай ее сатана. Ну и гадит же богам это поганое отродье, черти. Не успеют боги сотворить десяток женщин, ан глядь — черти уже и совратили пяток.

Ну хорошо. Теперь иди. Прощай.

Да уж это по правде. Ну, пожелаю тебе радости от змеи.

(Уходит.)

Возвращается Ирадас царской мантией, короной и пр.

Порфиру мне подай. Надень корону.

Бессмертие зовет меня к себе.

Итак, вовеки виноградный сок

Не смочит этих губ. Поторопись!

Я слышу, как зовет меня Антоний, —

Я вижу, он встает навстречу мне,

Поступок мой отважный одобряя.

Смеется он над Цезаревым счастьем;

Ведь счастье боги нам дают затем,

Чтобы низвергнуть после за гордыню.

Иду, супруг мой. Так назвать тебя

Я мужеством завоевала право.

Я — воздух и огонь; освобождаюсь

От власти прочих, низменных стихий.

Готово все? Тогда прошу, примите

От губ моих последнее тепло.

Прощайте. — Дорогая Хармиана!

Моя Ирада!

(Целует их.)

Ирадападает и умирает.

Что это? Мертва!

Иль на моих губах змеиный яд?

И так легко ты распростилась с жизнью,

Что, верно, смерть — та сладостная боль,

Когда целует до крови любимый.

Безмолвно ты ушла, нам показав,

Что этот мир прощальных слов не стоит.

О туча, ливнем разразись, чтоб я

Могла сказать, что сами боги плачут.

О стыд! Ее Антоний встретит первой,

Расспросит обо всем и ей отдаст

Тот поцелуй, что мне дороже неба.