Александр Звягинцев - Последний идол (сборник)

Владимиров задумчиво смотрел ему вслед и думал, что странно Господь распоряжается судьбами человеческими. Коллекция стала причиной самых тяжких испытаний, выпавших на долю Коваленко. Но ведь именно благодаря ей он встретил свою единственную и самую нужную ему женщину, которая вернула его к жизни, стала его путеводной звездой. Правда, потом эта коллекция ударила и по ней…

И еще одна мысль пришла ему чуть позже в голову. А не покойный ли, наследство которого сейчас дерут в клочья наследники, являлся той самой главной таинственной фигурой, которая раскручивала дело Коваленко?.. Факты в его голове складывались в стройную версию, легко и естественно срастаясь друг с другом. И ему многое теперь становилось понятно. Если бы еще покопаться в прошлом, прояснить кое-какие моменты, то…

«Да, господин адвокат, — усмехнулся он про себя, — следователем ты был, следователем и остался».

Семья Иконниковых:

Вера Александровна— мать, вдова Николая Николаевича Иконникова, известного деятеля прошлых времен.

Виктор— старший сын.

Максим— младший сын.

Дунька— дочь Виктора.

Семья Юсиных:

Геннадий Алексеевич— друг покойного Николая Николаевича Иконникова.

Таисия (Тася) Семеновна— его жена, подруга Веры Александровны.

Клава— сторожиха дачного поселка.

Инга Завидонова— детская подруга Максима, коммерческий директор администрации дачного поселка.

Игорь Неволин— друг Максима.

Шофер.

Гастарбайтеры.

Сцена представляет собой разрез старой деревянной двухэтажной дачи советских времен — две комнаты вверху, две внизу, лестница — и часть участка, где видны кусты, деревья…

В даче темно. Снаружи осеннее утро, туман, сырость, голые ветки, листья под ногами. Звуки дождя, ветра, крики птиц…

Действие происходит то в одной, то в другой комнате. То снаружи на участке…

Время от времени внутри дачи слышны какие-то звуки, неразборчивые голоса, стуки, шаги. Открывается сбоку дверь, сцена несколько высветляется. Из двери появляется мужчина. Он что-то долго ищет, потом поднимает с пола ломик. Несколько секунд помедлив, с трудом раскрывает с помощью ломика скрипящую дверцу большого стенного шкафа — что-то вроде чулана. Там в темной глубине вдруг проступают контуры громадной человеческой фигуры — голова, плечи…

Откуда-то раздается женский крик: «Господи, ты где!?..»

Мужчина оборачивается и торопливо закрывает шкаф. Быстро уходит.

Через какое-то время появляется женщина. Когда она проходит мимо шкафа, дверь его вдруг сама со скрипом распахивается. Женщина видит неясную фигуру, испуганно вскрикнув замирает перед ней. Раздаются чьито шаги. Она быстро закрывает дверь, но та снова распахивается. Шаги все ближе. Женщина с силой захлопывает дверь и прислоняется к ней спиной, не давая раскрыться. Появляется мужчина с молотком в руке.

Это Вера Александровна и Виктор.

Виктор.Вот ты где… Что ты тут затаилась?

Вера Александровна.Я? Я ничего… Просто голова закружилась… Я сейчас…

Виктор.Может, тебе прилечь?

Вера Александровна.Да нет сейчас все пройдет…

Виктор(внимательно посмотрев на нее). Опять рыдать собралась?

Вера Александровна.Я? Нет, я просто…

Виктор( настойчиво ). Пошли-пошли, полежи немного, успокойся.

Вера Александровна.Ты иди, я сама… Я могу сама…

Виктор.Сама… Знаю я тебя. Пока не свалишься, будешь колготиться тут, изводить себя…

Виктор чуть ли не насильно уводит Веру Александровну. Какое-то время в комнате стоит тишина, потом дверь шкафа снова со скрипом начинает распахиваться. Опять возникают очертания фигуры.

Влетает Виктор с молотком и ожесточенно заколачивает дверцу несколькими гвоздями. Заколотив, переводит дух и уходит. Опять тишина.

Снаружи появляется группа молодых азиатских гастарбайтеров в спецодежде с надписью на спине «Спецремупр № 28». Они останавливаются напротив дачи и что-то оживленно обсуждают, указывая на дом руками.

С другого конца сцены выходит Неволин. Он останавливается в нескольких шагах от гастарбайтеров и слушает их разговор. Заметив его, они смолкают и быстро уходят. Неволин смотрит им вслед, а потом долго рассматривает дачу, словно припоминая что-то. Потом идет в дом.

Опять ветер, шум дождя, крики птиц…

Резкие, грубые звуки — что-то ломают, везут по полу, бухают об стену…

Испуганный женский крик: «Я тебя умоляю, не надо!.. Погоди!»

Опять что-то везут, роняют, звон бьющихся стекол…

«Господи, что ты делаешь! Ну, зачем? Зачем ты это делаешь!?»

В темноте слышен грохот, что-то, видимо, летит по лестнице, испуганный крик… Тишина.

В большой нижней комнате становится светло — то ли свет включили, то ли позднее осеннее утро прояснилось…

Вера Александровна стоит внизу и с ужасом смотрит на обломки какой-то мебели у своих ног. Виктор стоит наверху, кривя губы, смотрит вниз.

Вере Александровне уже давно за шестьдесят, но она еще легка и подвижна, сохранила какую-то девичью способность реагировать на происходящее, не скрывая эмоций. Иногда кажется, что она уже абсолютно покорна давлению своих сыновей и только подстраивается под них. Но в другие моменты вдруг становится ясно, что она умеет решать и брать ответственность на себя — сказывается трудная и долгая жизнь, в которой было многое — и бедность, и одиночество, но было и благополучие, и власть.

Виктору уже за сорок. Он нервно истощен, в нем идет постоянная внутренняя работа, о которой можно догадываться по яростным вспышкам, причиной которых бывают поводы совершенно того не заслуживающие.

Вера Александровна.Ну, вот… Господи, я же говорила тебе: подожди! Один ты все равно не сможешь! Этот трельяж, он был такой тяжелый…

Виктор (орет). Да пропади он пропадом этот ваш трельяж! Все равно его некуда девать! Некуда! Нельзя тащить с собой все, хоть от чего-то нужно избавляться. Хоть от чего-то!

Вера Александровна (видимо, вступая в какой-то уже давний спор) . Конечно, ты бы избавился от всего. Будь твоя воля…

Виктор.Моя воля! Будь моя воля!

Вера Александровна. Представляю себе. Ты бы просто все сжег.

Виктор.Вот именно! Сжег! Все и к чертовой матери! Но разве ты дашь!

Вера Александровна.Ну, зачем ты все пытаешься сделать сам? Один? Кому ты хочешь что доказать?

Виктор.Никому и ничего. Просто хочу как можно быстрее убраться отсюда. Здесь нам нечего делать. Все кончено. Нас выгнали отсюда. И сделать ничего нельзя. Так зачем длить мучения? Зачем? А ты только этим и занимаешься!