Ксения Драгунская - Секрет русского камамбера

Мглова встаёт.

МГЛОВА. Ну и пожалуйста.

Идёт уходить, наступает в лужу с водой, чертыхается, берёт швабру с намотанной тряпкой, хладнокровно трёт пол. Смотрит на тряпку. Наклоняется. Разматывает. Видит, что это её платье, которое в первой картине было такое красивое и висело на вешалке. Мглова изумлённо разглядывает превращённое в тряпку платье. Смотрит на лежащего с закрытыми глазами Крюксона. На платье. Распахивает холодильник. Достаёт склянку с железной крышечкой. Срывает крышечку зубами. Залпом выпивает тёмную жидкость. Сидит, глядя перед собой.

МГЛОВА. Жизнь Пушкина была сплошным потоком. Сияньем солнца в брызгах водопадных струй…

ЧЕТВЁРТАЯ КАРТИНА

Крюксон лежит на полу. Над ним тревожно склонились Генварёв и Мухов. Переглядываются. Молчат. Смотрят на Крюксона.

КРЮКСОН ( открывая глаза и садясь ). Ребята, вы чего?

Мухов и Генварёв шумно вздыхают.

МУХОВ. Уф-ф… Напугал.

ГЕНВАРЁВ. Я как увидел, что он тут валяется, сразу за пульс схватился. Вроде бьётся…

КРЮКСОН. Где Мглова?

МУХОВ. Здравствуйте.

ГЕНВАРЁВ. Да ты что, Серёня? Какая Мглова? Тебя же в психбольнице лечили. Я же сам тебе мармелад «Яблонька» носил. Ты же вылечился вроде…

МУХОВ. Лучше скажи, где невеста твоя? Ты ж нас помолвку праздновать пригласил. Ну, показывай своё сокровище.

КРЮКСОН. Какая, к чёрту, невеста…

МУХОВ И ГЕНВАРЁВ. Вот тебе и помолвка.

КРЮКСОН. Была здесь Мглова или нет? Я спал, но чувствовал, что она где-то тут.

МУХОВ. Генварёв, отвечай, ты раньше меня пришёл.

ГЕНВАРЁВ. Я раньше пришёл. Ну, гляжу. Ты вроде как отдыхаешь. А Мглова сидит на полу, куксится что-то, типа, худо ей и неизвестно, как жить дальше…

КРЮКСОН. Ну и?

ГЕНВАРЁВ. Потом парень какой-то за ней пришёл и увёл.

МУХОВ И КРЮКСОН. Что за парень?

ГЕНВАРЁВ. Где-то я его видел… Чудной такой. Росту маленького. Кудрявый. С лица немножко нерусский. И одет чудно. У меня, говорит, типа, дача большая под Псковом… Ну, типа, водоём, лес, в лесу грибы, ягоды, волки… Няня, говорит, у меня добрая… Ну, Мглова, ясное дело, обрадовалась. Плакать перестала. Сразу с ним и ушла. Только лошадка под окнами — цок, цок, цок…

КРЮКСОН. Какой еще «цок, цок, цок»?

МУХОВ. Что ты мелешь, Генварёв?

ГЕНВАРЁВ. Ну, заторопились они очень. Она его под руку так культурно взяла. Он даже вон шапочку забыл. Где же я его видел?..

Генварёв берет со стула черный пушкинский цилиндр. Мухов и Крюксон молча внимательно разглядывают цилиндр.

Входит папа Крюксона. Он в лирической задумчивости. С цветами.

ПАПА. Сережа… А у тебя братик родился. У меня, ребята, родился сын…

КРЮКСОН ( подскакивает как ужаленный ). Папа, ну сколько можно? Ты в паспорт свой загляни как-нибудь на досуге!

МУХОВ. Владимир Петрович, может, вам ислам принять?

КРЮКСОН. Вовнутрь. Не разбавляя.

ГЕНВАРЁВ. Не нападай на отца, Серёня. Вы, Владимир Петрович, герой. И всё ведь мальчики у вас, а? Это потому что от разных матерей. Если бы от одной, можно было бы подтасовать, чтобы дочка. Современная наука это точно установила. Вы вот как-нибудь попробуйте с одной и той же, Владимир Петрович.

ПАПА. Да? ( Задумывается не на шутку .)

КРЮКСОН ( устало и грустно ). Зачем всё это, папа? Зачем ты так?

ПАПА. Как?

КРЮКСОН ( страдальчески морщится ). Зачем, когда я был маленький…

ПАПА. Не надо, Сережа… Я понимаю, о чём ты хочешь спросить. Я очень виноват перед тобой… Когда ты был маленький, я ушёл…

КРЮКСОН ( не слушая ). Зачем, когда я был маленький, ты писал эти страшные гадости в «Комсомольской правде»? «Перед стеной оказалась группа “Пинк Флойд”!» «До чего докатился “Роллинг Стоунз”»! Зачем ты писал всю эту ахинею? Ты же писал, что Тим Райс и Эндрю Ллойд Вебер — приспешники Гитлера! ( Орёт во всю глотку .) Какого, на фиг, Гитлера, если оба родились в сороковых годах?! Ты даже про Моррисона писал гадости!..

ПАПА. Так что мне делать-то было, сынок? Надо было как-то… У меня ведь ртов сколько…

КРЮКСОН. Так шёл бы лучше в прачки! В белошвейки бы шёл… Шёл бы вообще куда-нибудь, папа… Про Моррисона — гадости, а? Про покойного, про музыканта!.. ( Кидает в папу что-нибудь лёгкое, лист бумаги, или галстук, или цветы. )

ГЕНВАРЁВ. Не бей его, он пожилой.

ПАПА. Я больше не буду, сынок. Давай, Серёжа, всё бросим… Уедем далеко… Станем бакенщиками… Будем зажигать огни на ночной реке… Разведем сад… Побелим стволы… А твоя невеста будет готовить нам простую пищу.

Генварёв что-то шепчет ему на ухо.

ПАПА. Не может быть! ( Осторожно гладит Крюксона по голове .) Серёжа. Не принимай близко к сердцу. Подумаешь, с невестой не сложилось…

МУХОВ И ГЕНВАРЁВ ( с умилением и подхалимством ): Это всё пустяки. Подумаешь — у молодёжи с личной жизнью не складывается. Главное, чтобы старенькие горячей взаимностью наслаждались.

КРЮКСОН. Да фиг с ней, с невестой, папа. Ну их всех вообще.

Главное, что настало время долгих светлых дней. Вот и пришло оно, долгожданное… На западе едва-едва соберётся темнота, а на востоке небо уже начинает стремительно зеленеть и светлеть, и кажется в полпятого утра, что стена монастыря над Яузой излучает белый свет… Пойдёмте, братцы, гулять. Так и быть, бери всех своих сыновей, папа… Пошли! Будем гулять до рассвета, мы поместимся в этом городе, во дворах, тёмных от зарослей тополей и крапивы, где спят заброшенные автомобили, будем идти тесными тротуарами, соприкасаясь плечами, спрячемся от дождя в подворотне, пойдём берегом ненаглядной, бедной городской реки, а если вдруг чума или массовые беспорядки, то Генварёв научит нас, как выжить, и мы пойдём дальше, и где-нибудь там, у заставы, из-за поворота, вдруг, ни с того ни с сего, на нас налетит новая, неслыханная, счастливая любовь…

За стеной у соседей духовой оркестр играет простую хорошую музыку.

ЗАНАВЕС

Трудовыми подарками встречают наступающий Новый год работники Останкинского молочного комбината! На сей раз столы москвичей и гостей белокаменной украсятся сырами мягких сортов — рокфором и камамбером.

Существует достаточно большое разнообразие мягких сыров отечественного производства. Наиболее известными являются «Смоленский», «Дорогобужский», «Медынский» и другие.

Рокфор (впервые об этом сыре упоминается в хронике одного из монастырей одноимённой французской провинции в 1070 году) среди мягких сыров занимает особое место — те, кто встречается с ним в первый раз, смотрят на сыр недоверчиво. Подозрение вызывают бело-голубые прожилки плесени на поверхности сыра.

Между тем таковы особенности классической технологии выделки рокфора: в определённый момент в сырную массу вносят культуру плесени penicillium roqueforti . При этом головку сыра прокалывают во многих местах иглами, потому что плесень хорошо развивается лишь при доступе воздуха. По мере развития внутри сыра именно плесень придаёт ему необычный, изысканный и сильный вкус наряду с характерной мраморно-голубой поверхностью.