Бото Штраус - Время и комната

Лена.Я могу терпеть все. Даже твои подозрения и оскорбления… Но когда же, наконец, я услышу три слова? О, это мучительное состояние мерцающей любви! Три крошечных слова, Макс.

Макс.Как сказано у Иеремии: я хочу увести свою невесту в пустыню и хочу говорить ей прямо в сердце! {49}

Затемнение.

Репетиция. Фолькер за своим столом. Макс постоянно рядом с Карлом Йозефом. Время от времени они присаживаются на большой чемодан или на край помоста друг против друга.

Макс.Но ведь Людвиг Бергер {50} , с которым вы тогда жили в одной гостинице, сказал вам однажды утром: «Берегитесь, дорогой Карл Йозеф, политика — вещь опасная, смотрите, как бы не поставить не на ту лошадку».

Карл Йозеф.Из-за повышенного, скажем мягко, интереса к моей персоне вы запоминаете любую мелочь, о которой я вам рассказываю. Вам слова нельзя сказать, чтобы вы не напомнили об этом при случае. Это очень ограничивает общение, знаете ли.

Макс.Я же вас люблю. Мне очень больно, когда кто-то сомневается в вашей правоте.

Карл Йозеф.С тех пор прошло уже пятьдесят лет.

Макс.Для меня это как будто вчера.

Карл Йозеф.Я вам и рассказывал об этом вчера. Но совсем в другой связи. (Встает.) Ну, где же она! Двенадцать тридцать.

Фолькер.Должна появиться с минуты на минуту. Она живет в деревне. Среди животных. И это — проблема. Лет шесть-семь она не выходила на сцену.

Карл Йозеф.Ах, оставьте. Все это легенды. Я ее видел совсем недавно. Да, в Штутгарте, поверьте мне. Узкие бедра, не так ли; маленькая грудь, длинные ножки. Пьеса называлась… погодите, она называлась что-то вроде «Скажи, Альфонсина!». С восклицательным знаком. Или: «Алина?». Ну, какая разница. Монодрама. Она вышла лишь в одном пеньюаре и шпарила без остановки. Без точек и запятых. Два часа без антракта.

Фолькер.Нет, я думаю, это был кто-то другой.

Карл Йозеф.Неужели? Во всяком случае, талантливая, стерва! Тараторила как сорока. Сегодня этим охотно занимаются. Монологами. Всё позволяют выставить наружу. Выплеснуть в зал всю подноготную. Люди ведь совершенно разучились искусству обмана.

Макс.Да здравствует ложь! Конец исчерпавшей себя искренности! Лгать, лгать и еще раз лгать! Слава фанфаронам! Смерть исповедничеству!

Карл Йозеф.То, что нужно для жизни, лучше всего позаимствовать у других людей. Взять, так сказать, у них напрокат. Это значительно дешевле. Эдна Грубер?

Фолькер.Да, ее так зовут.

Карл Йозеф.Если я не очень ошибаюсь, она одно время жила с Александром фон Зиде.

Макс.О, у нее была куча приключений, прежде чем она окончательно посвятила себя зверюшкам…

Карл Йозеф.Во всяком случае, он у нее на совести, дружок Алекс. Вы его знали? Великолепный актер. Приятный партнер. Мы оба после войны работали у Хильперта {51} в Геттингене. Я у него отнял практически все крупные роли. Что делать! Я обязан был позаботиться о том, чтобы зал каждый вечер был полон. Так уж получилось. Эдна Грубер. Нет, это должно было быть позднее. Семидесятый, семьдесят второй — тогда она ворвалась в его жизнь. Красивая девушка. Угробила его. Из-за нее он отправился на тот свет. Сначала запой, потом несчастный случай, и конец.

Фолькер.Я все же думаю, это была не она. Извините, но вы ее с кем-то путаете. Я бы даже сказал, что уверен в этом на все сто процентов.

Карл Йозеф.Вы усмехаетесь так, как будто бы это вам известно доподлинно.

Фолькер.Не знаю, доподлинно ли. Знаю только, кого вы имеете в виду. Я случайно знаком с этой дамой.

Карл Йозеф.Ах, оставьте. Да, в конце концов, это совершенно всё равно. Одно ясно как божий день: художник никогда не должен жениться на женщине, которая поглощает всю его страсть.

Макс.Не только художник — ни один мужчина не должен жениться на женщине, которая поглощает всю его страсть. Эта истина, как библейское яблоко — горькая и сладкая, господин Йозеф.

Карл Йозеф.Каждая женщина, дорогой Шварцберг, это всегда еще один шанс для мужчины. И шанс единственный.

Макс.Каждая женщина для мужчины — в конце концов только женщина.

Карл Йозеф.Что вы имеете в виду?

Макс.Я вам это с удовольствием объясню, господин Клаус.

Карл Йозеф.Моя фамилия Йозеф. Обратите внимание. Иначе все это — не ко мне.

Макс.Вы — господин Йозеф. Я — Максимиллиан Штайнберг, вот что я имею в виду!

Карл Йозеф.Разве я назвал вас по-другому?

Макс.Забудем про это! Я, во всяком случае, назвал вас господином Клаусом не по ошибке.

Карл Йозеф.Это меня утешает. Я уж было подумал, я чем-то напомнил вам знаменитого или, скажем, известного актера Ханса-Хайнца Клауса.

Макс.Вы похожи на великого Клауса?

Карл Йозеф.Подумаешь, это же всего лишь известная личность.

Макс.Удивительный актер.

Карл Йозеф.Не знаю. Может быть. Мелькает слишком много.

Макс.Как раз это меня в нем и восхищает.

Карл Йозеф.Герой телесериальчиков.

Макс.Но в том-то и дело, что герой.

Карл Йозеф.Вы в самом деле такой, каким показались с самого первого взгляда: жалкий выскочка.

Макс.Фолькер! Ты слыхал? Метко! Я дурачусь, а он с меня хочет шкуру содрать. Сделай что-нибудь, не оставляй нас одних. Он меня еще задушит.

Карл Йозеф.Пройтись бы по твоей спине хорошей палкой, Петрушка.

Макс.Это уже совсем как Давид {52} против Иосифа. Только я в роли Давида.

Карл Йозеф.Ты хотел сказать, Давид против Голиафа.

Макс.Ах, господин Йозеф, сами видите, что я веду прямо-таки титаническую борьбу с собственными недостатками. Чем не Давид?

Карл Йозеф.Язык у тебя хорошо подвешен. Это точно. Но толку-то что? Ты научись сначала стоять на сцене на прямых ногах.

Макс.Но вот у Грюндгенса, например, были прямые ноги и, несмотря на это, он был интеллигентным человеком.

Карл Йозеф.Грюндгенс? О Господи! Да рядом с ним такого, как ты, и близко не могло быть, дружочек. Я тебе клянусь. Туда бы тебя и на шаг не подпустили бы. (Громко.) Друг мой! Да ты понимаешь собственно, кто ты есть?!

Макс.Да видите ли, я сам себе ломаю голову — кто я есть?

В глубине сцены, посреди небольшой кучи сценической рухляди, прикрытой парусиновой тканью, появляется Эдна Грубер.

Эдна Грубер.Фу! Крику-то сколько! Я сейчас вернусь… (Исчезает.)

Фолькер.Эдна! Пожалуйста, проходи! Мы тебя ждем!

Макс.Вы ее напугали своим рычаньем, видите.