Леонид Андреев - Младость

Нечаев.Прости! Прости меня, Сева! Я не знал, что тебе так больно, что ты так мрачен, друг мой!

Всеволод.А откуда же тебе знать? Странно! Когда твой друг в одиночестве грызет себе пальцы от смертной тоски – ты гуляешь в саду с какой-то девчонкой! Миленькая жизнь, в которой такие друзья! Когда-то ты говорил, клялся, что всюду, в жизнь и в смерть, мы пойдем вместе, что ты никогда не оставишь меня одного, – а теперь ты гуляешь по саду? Хорошо там было, Корней? – Одна душа!..

Нечаев.Какой я подлец!

Всеволод.По крайней мере, вы могли бы подождать, пока я покончу с собой.

Нечаев.Всеволод!

Всеволод.Что?

Нечаев.Ты меня презираешь?

Молчание.

Может быть, мне уйти, Всеволод?

Всеволод.Зачем же. Посиди. Сегодня у нас будет Зоя Николаевна.

Нечаев, уже взявший фуражку, кладет ее и решительно садится на место.

Нечаев.Хорошо, я останусь.

Продолжительное молчание. Входит Мацнев, не сразу замечает сидящих.

Всеволод.Папа!

Мацнев.Фу-ты: сидят и молчат. Что это вы, ребята? Отчего свету не зажжешь, Сева?

Всеволод.Нам и так хорошо. Зажечь?

Мацнев.А вам хорошо, так я и не жалуюсь. (Подходит к окну.) Какой теплый вечер, завтра все выставим. Корней Иваныч, приходите-ка завтра утречком рамы выставлять, мы без армии не обойдемся.

Нечаев.С удовольствием, Николай Андреич. Приложу все силы.

Мацнев.Сейчас и со свечками пойдут. А заря-то еще горит, как поздно солнце заходит! Всеволод, это ты на правой дорожке яблони окопал или Петр?

Всеволод.Я. А что?

Мацнев.Ничего, хорошо.

Нечаев.Николай Андреич, мне Всеволод говорил, что у вас есть хорошая зрительная труба, можно как-нибудь посмотреть?

Мацнев.Когда угодно, хоть завтра. От нас весь вокзал как на ладони. Мамонтовская роща видна… Смотри, Сева, – вон и первая свечечка показалась!

Всеволод (выглядывая в окно). Быстро идет. Ветру нет, не гаснет.

Мацнев.Тишина. – Попоете сегодня, Корней Иваныч? Мать будет ругаться, но мы ее обработаем. Сегодня и Зоя ваша будет. Как это, кажется, у Пушкина: «Зоя, милая девушка – ручка белая, ножка стройная…» [3]Соврал, кажется. Так споете?

Нечаев.С наслаждением, Николай Андреич.

Всеволод (спокойно). Он новую песню знает: «На заре туманной юности всей душой любил я милую…» Как дальше?

Мацнев.Какая же это новая, и я ее знаю. Старая.

Нечаев.Про меня, Николай Андреич, товарищи в полку говорят: гитарист и обольститель деревенских дур, он же тайный похититель петухов и кур…

Мацнев.Сильно сказано. Господа, а ведь это Васька – он! (Кричит в окно, не получая ответа.) Васька! – Всех опередил. Сейчас, значит, и наши будут, чайку попьем. Посмотрите-ка, вон их сколько показалось, как река плывет!

Нечаев (заглядывая в окно). Как красиво, Боже мой! Людей не видно, словно одни огоньки душ!

Мацнев.Правильно.

На пороге показывается с горящей свечой Вася; свеча обернута бумажкой, и весь свет падает на счастливо нелепое Васькино лицо.

Вася.Папа!

Мацнев.Ну?

Вася.Папа! Я…

Медленно, не сводя глаз со свечи, подвигается к отцу.

Папа! Донес! Первый! Мне ребята фонарь разорвали, а я бумажку сделал. Донес! Только дорогой два раза от старушки зажигал. Смотри!

Далекий гул церковного благовеста.

Конец мая. Полная луна.

Темный профиль невысокой железнодорожной насыпи; самое полотно и даль позади его залиты немерцающим ровным светом месяца. Две высокие березы по эту сторону; стволы их слабо белеют в тени насыпи, а кроны, пронизанные светом, кажутся прозрачными и воздушными. Пешеходная тропинка, идущая внизу вдоль насыпи, в этом месте наискось подымается на полотно. По тропинке – гуськом и по двое – идет гуляющая молодежь: здесь Мацневы, брат и сестра, Зоя, Нечаев, статистик Василий Васильевич, молчаливый, худой человек. Развязный студент в кителе; второй студент Котельников, бородатый, в штатском. Гимназист Коренев, Миша, двоюродный брат Мацневых, и его товарищ семиклассник. Две окончившие гимназистки: хорошенькая Катя и Столярова.

У подъема наверх некоторая заминка; поднявшись – темными силуэтами четко и резко вырисовываются на фоне озаренной светлеющей дали и скрываются налево. Смешанный, негромкий гул голосов; изредка смех. Кто-то впереди на ходу тренькает на гитаре. Поблескивают пуговицы студенческих кителей, погоны Нечаева.

Мацнев и Нечаев, несколько отделившись, идут сзади других последними.

Студент.Господа, наверх! Здесь нет проходу. Наверх!

Голоса.Почему? – Наверх, говорят, надо верхом идти – Котельников, где вы?

На минуту сбиваются в кучу.

Котельников (спокойным басом). Здесь, господа, наверх!

Гимназист.Скоро мост, вон уже семафор!

Катя.Голубчики мои, да тут ноженьки все переломаешь! Вот вели-вели, да и завели. Столярова, карабкайся!

Голоса.А сторож? – Можно идти, я всегда хожу! – Да нельзя же низом, тут мост, вам говорят!

Коренев.Надя, Зоя Николаевна, что же вы? Внизу нельзя!

Некоторые уже поднялись, другие поднимаются. Тот, что с гитарой, впереди.

Катя (с полугоры). Постойте: а поезд пойдет? Я боюсь!

Коренев.Да честное же слово, ничего! Здесь настоящая дорожка.

Гимназист.Идемте же! Ну, что стали!

Котельников. Вон Василь Василич вперед уже удрал! (Кричит.) Василь Василич!

Василь Василич (не останавливаясь и не переставая тренькать). Здесь, иду.

Гимназист (наверху, скверно поет). «Тебя я, вольный сын эфира, возьму в надзвездные края – и будешь там царицей ми-и-ир…» (обрывается).

Котельников (спокойным басом) . «Подруга вечная моя». – Я пошел!

Все поднялись на насыпь.

Надя.Миша, как ты скверно поешь, тебе не совестно?

Коренев (хохочет). Это Скворцов загнул!

Надя.Ну, так извините. Зоечка, я возьму тебя за руку.

Зоя.Бери. А где же Нечаев?

Студент.Они сзади идут. Не ошархнитесь, Зоя Николаевна, тут скользко.

Зоя.Нет, пожалуйста, не держите, я сама.

Голоса (наверху). Конечно, здесь лучше! – Какая красота, матушки мои! – Я давно говорю, пойдемте по полотну! – Превосходная тропинка. – А сторож? – Да брось ты сторожа, вот привязался!

Гимназист (кричит). Василь Василич! Василь Василич!

Постепенно скрываются.