Теннесси Уильямс - Прекрасное воскресенье для пикника

Доротея выхватывает письмо и мнет его.

Письмо, зачем ты рвешь мое…

Доротея. Если, Боди, ты его отправишь, я буду вынуждена пойти в Совет и рассказать, что я желала Ральфа Эллиса, возможно больше, чем он меня!

Боди пыхтит и сопит, пока вновь не обретает дар речи.

Боди. Да поможет тебе Бог, Дотти. Но я даю тебе честное слово, что не расскажу об этом Бадди.

Доротея. Ну причем здесь Бадди?

Боди. Это касается и его, и меня, потому что Бадди испытывая к тебе глубокое чувство и уважение, Дотти. Он так уважает тебя, что никогда бы не переступил ту самую черту прежде, чем вы стали рядом в Первой Лютеранской церкви на Саут-гренд.

Доротея. А-а, ну вот ты и призналась.

Боди. Нет, это ты делаешь такие странные признания, что они могут отвратить Бадди от его серьезных намерений.

Доротея. Так ты все-таки настаиваешь —

В гостиной Доротея опять начала делать вращения бедрами, но когда Боди ей пригрозила, она их прекратила. Негодующе смотрит на Боди.

Боди, ты, наверное, просто решила женить меня на своем брате-близнеце и превратить мою жизнь в один сплошной пикник на Крэв-Кер с кровяной колбасой и кислой капустой (произносит названия блюд по-немецки) — и салатами из горячей картошки на обед. — Разве мне не придется все это готовить? Даже летом? Я знаю, вы — немцы считаете, что идеальная женщина только и должна мечтать, что о церкви, кухне и детях — да при этом вдыхать дым дешевых сигарет, которые будет курить ее муж. Ты уж меня извини, но моя жизнь, как я себе ее представляю, не укладывается в эти рамки. Моя жизнь должна нести в себе романтику. Без романтики я не могу жить, как без воздуха. Я должна найти партнера, или моя жизнь будет лишена смысла. И что мне совершенно необходимо то, что я сейчас обрела, — мне нужна полнота чувства, обоюдного и возвышенного — да, возвышенного, я не стыжусь этого слова!

Покачнувшись, она ловит ртом воздух.

Боди. Дотти, Дотти, присядь и успокойся!

Доротея. На меня давит эта меблированная квартира! Мне нужно жизненное пространство!

Боди. Я говорила тебе, что Бадди уже внес деньги на бьюик?

Доротея. Нет, не говорила, но это меня совершенно не касается. О боже!

Боди. Дотти, что с тобой, Дотти? Дать тебе твои… Как их там — таблетки?

Доротея. Мебарал? Нет, я еще не настолько плоха, но ты уже почти довела меня до нужной кондиции.

Боди. Вдохни, вдохни как перед решающей подачей, а я…

Доротея. Боди, комната так невыносимо сверкает, она не просто яркая, она СВЕРКАЮЩАЯ!

Боди. Ляг на диван и смотри в потолок — он белый!

Доротея. Не знаю, почему я сегодня задыхаюсь.

Боди. Перестань делать упражнения. Ты выпила слишком много кофе и колы. Такую нежную девушку, как ты, все это возбуждает. А у тебя еще нервное сердечное расстройство.

Доротея. Не нервное, а функциональное.

Боди. Приляг на минутку.

Доротея. Я, пожалуй, передохну. Но не потому, что ты сказала, (хватает ртом воздух, опускаясь на стул). Ты так любишь командовать — и еще очень любопытна.

Боди. Я старше тебя и всем сердцем охраняю твои интересы.

Доротея. Фью-ю!

Боди. Представь, как будет приятно и прохладно в трамвае, когда мы поедем на Крэв-Кёр.

Доротея. Ты, наверное, вынула свой аппарат, когда я говорила, что у меня на сегодня другие планы.

Боди. Я все время говорю Бадди, чтобы он пил меньше пива. И, знаешь, он прислушивается. Он уже сократил дневную норму до 8 банок — это с дюжины — и еще сократит…

Доротея. Хотя бы в такую жару ты можешь помолчать о Бадди? Не очень подходящая тема для разговоров, когда так жарко. Вы трогательно любите друг друга, Боди, но дело не только в пиве, а в полном отсутствии общих интересов, тем для разговоров — обоюдных — увлечений.

Боди. Они появятся, Дотти. Бадди просто очень стесняется. Он еще не раскрылся — дай время, и он раскроется.

Доротея. Боди, наш разговор совершенно беспредметен. Я уже соединила жизнь с Ральфом Эллисом. Мне все-таки надо доделать эти вращения…

Она возвращается в спальню, по пути прихлебывая кофе, и возобновляет упражнения.

Боди (Бросаясь к телефону). Олив 26 97! Олив 26 97! Бадди? Это я, Бадди! Гроссер гот! Я не могу долго говорить, но ты сегодня должен поехать с нами на Крэв-Кер! Оденься поприличнее и не кури свои сигары! И смейся, когда она будет острить. Нет, она очень остроумная, а я говорю тебе — остроумная! Она же преподает гражданское право.

Звонок в дверь.

Жди нас на конечной остановке в час тридцать, понял? Пожалуйста, входите! — Слушай, там кто-то пришел, и я не могу больше разговаривать. (Не повесив на рычаг трубку, Боди бросается к двери и открывает ее). О-о, здравствуйте!

Элина. Доброе утро.

Боди. Вы — приятельница Дотти?

Появляется модно одетая женщина с глазами хищной птицы.

Элина. Доротеи? — Да.

Боди. Проходите, пожалуйста. Друзья Дотти — и мои друзья.

Элина. Да неужели?

Боди. (В замешательстве) Да, только у меня руки в жире. Я жарю цыплят для пикника.

Элина. Для пикника? Как интересно! (Она несколько раз механически поворачивается, внимательно осматриваясь).

Боди. Простите, я не представилась.

Элина. Вы — мисс Боденхейфер.

Боди. Не хейфрер, а хафер. (Она нервно смеется). Хейфер по-немецки — корова.

Элина. У меня не было никаких сознательных ассоциаций. (Делает шаг вперед). Так это и есть — приют Шлегера.

Боди. О-о, приют Шлегера — всего лишь шутка Дотти. Шлегер — имя нашего домовладельца, и все — и все…

Элина. Так Доротея просто пошутила?

Боди. Да, она много шутит — она такая остроумная! И мы часто смеемся. (Боди предупреждающе вытягивает руку).

Элина. Я с легкостью допускаю это в отношении вас, мисс Боденхейфер.

Боди. Вы можете не говорить «мисс». На работе меня зовут просто Боди.

Элина. Но мы ведь не в оффисе — здесь же приют Шлегера. (Она загадочно продолжает). Хм-м… Никогда раньше не отваживалась бывать в этой части Блюэта.

Боди. Никогда не была в центре?

Элина. Напротив, я посещаю магазины только в Вест-Энде, но меня весьма удивило, что здесь есть улицы без единого дерева. Кругом кирпич, асфальт и бетон — все излучает жару и так сверкает, так сверкает, что я думала, что упаду в обморок. Боюсь, у меня возникла свето- и фотобоязнь.