Габриэль Марсель - Пьесы

Мирей. Да. Позволь мне это.

Алина. Не знаю… Меня смущает…

Мирей. Согласись: будь я его женой, ты бы находила такое обращение совершенно естественным.

Алина. Возможно.

Мирей. Теперь, когда его нет, мне кажется, мы с тобой стали еще ближе.

Алина. Милая! (Крепко обнимаются.) Во всяком случае… только если у тебя это получается само собой, хорошо? А не ради того, чтобы доставить мне удовольствие. Может быть, твоим родителям было бы больно, если бы они могли это предвидеть.

Мирей. Но я ведь не знала их. Нет, нет, ты мне мама! (Молчание.)

Алина. Кто был на теннисе?

Мирей. Как обычно: Генриэтта, Жанна, их братья… Ну, и Робер Шантёй.

Алина. Он теперь почти всегда приходит?

Мирей. Да…

Алина. Все такой же несимпатичный? ( Неопределенный жест Мирей.) Мне он таким показался с твоих слов.

Мирей. Да, он, наверное, не очень располагает к себе… Правда, он хорошо играет. Но у него есть манера: оглядывать всякого, кто приходит на корт, с головы до ног…

Алина. Какая невоспитанность.

Мирей (неуверенно). Я бы даже не сказала, что он плохо воспитан…

Алина. И тем не менее та шуточка, которую он в прошлый раз отпустил в адрес Жанны Морель, показалась мне весьма дурного тона!

Мирей. Ну и память у тебя! Я уже забыла, что рассказывала тебе об этом. Но ты, наверное, права. Еще он постоянно насмехается над старой тетушкой Морелей — той, что глухая…

Алина. Да уж!

Мирей. И потом, он так самодоволен. Сегодня я застала его в момент, когда он смотрелся в карманное зеркальце. Правда, он скорее хорош собой, но все же… Ты ведь его никогда не видела?

Алина. По-моему, нет.

Мирей. Такая внешность не всем нравится: очень черные волосы и светло-голубые глаза. Непривычно. ( После неловкого молчания.)… И взгляд часто чересчур жесткий.

Входит Ивонна.

Ивонна. Здравствуй, мама. Здравствуй, Мирей, как дела? (Не выслушав ответа, обращается к матери.) Ты не знаешь случайно, куда положили игрушки, которые я велела спустить с чердака для Жако?

Алина. Знаю, конечно. Я только что сказала Луизе, чтобы она отнесла их обратно.

Ивонна. Вот те на! Но почему? Малыш в последние дни особенно хнычет, не знаешь, как его развлечь.

Алина. Виктор купит в Вильнёв все, что ты захочешь, он сейчас туда отправляется.

Ивонна. Но зачем покупать, если…

Алина ( перебивая ее). Счет выпишут на меня.

Ивонна. Да не в расходах дело! Просто я считаю, что глупо не использовать то, что есть под рукой. По-твоему, лучше, чтобы все эти игрушки плесневели на чердаке?

Алина. Я как раз собиралась заказать специальный шкафчик и разместить их там.

Ивонна. Разместить! Я уверена, что Мирей — того же мнения, что и я. ( Мирей жестом выражает свое несогласие.) Ну и оригинальный же у тебя способ чтить прошлое!

Алина ( изменившимся голосом). Прошу тебя…

Ивонна. Такое отношение к святыне следует назвать не поклонением, а предрассудком.

Мирей. Ивонна!

Алина. Я тебе отвечу: тот, кто спустя три месяца после смерти брата был способен отправиться на бал — не вправе…

Ивонна. Опять этот бал! Вечно этот бал! В который раз ты мне припоминаешь эту историю! И как подумаю…

Алина. Ну, знаешь, хватит.

Мирей. Неужели ты не видишь, что причиняешь матери боль?… И меня ты тоже обижаешь.

Ивонна. Обижаю? Тебя? Ну, это уж совсем нелепо. Просто я хочу сказать, что здравый смысл не должен изменять человеку ни при каких обстоятельствах. Будь здесь мой муж…

Алина. Вот-вот. Узнаю речи твоего мужа!

Ивонна в раздражении выходит из гостиной. Оставшись одни, Алина и Мирей молча смотрят друг на друга.

Алина. Каково?

Мирей. Все это так тяжело… Но тебе не кажется, что стоило бы все-таки уступить ей? Ведь Раймон наверняка бы отдал эти игрушки своему племяннику.

Алина. Раймона нет.

Мирей. Но игрушки — это не…

Алина ( перебивая ). Игрушки… Тебе этого не понять.

Мирей. Но они и для меня… реликвии.

Алина. Нет! Раймон не был твоим в младенчестве — твоим собственным: и ты не можешь видеть его таким, каким вижу его я … когда ему их приносили в кроватку, когда он играл ими в саду, когда он их протягивал… давал другим. Он так любил отдавать!

Мирей ( тихо). Тем более…

Алина. Что ты сказала?

Мирей. Нет, ничего.

Алина. Ивонна… Ей все хотелось бы заграбастать; не нахожу другого слова. Вплоть до учебников брата, когда они понадобятся мальчику. Моя дочь — сама трезвость.

Мирей. Может быть, ей хотелось бы иметь их как память о брате…

Алина. Она никогда его не любила. Ну, конечно, она его называла «мой дорогой братишка»… слова ведь ни к чему не обязывают. Но что она для него сделала? Нет, нет, приходится признать: здесь кроме нас с тобой…

Мирей. Но мой свекор…

Алина. О! Право… ( Взгляд ее рассеянно скользит по столу.) Кстати, чуть было не забыла: я это специально отложила для тебя. ( Протягивает ей конверт.)

Мирей. Что это? ( Открывает конверт.) Ах, ну как же ты до сих пор мне их не показывала! «Параме, девятьсот второй год». Это он, с голыми ножками, такой крепенький! Какой же он крупный для своего возраста!.. А на что это он указывает пальчиком?

Алина (наклонясь). Минутку…

В этот момент входит Октав.

Мирей. Взгляните, папа!

Алина (поспешно отбирает у Мирей фотографии). Не надо, дай их сюда.

Октав. Что там?

Алина. Ничего интересного.

Октав. Мне нужна ваша помощь: не помните ли, что стало с лейтенантом де Клюни? Судя по всему, в феврале восемнадцатого он был переведен в 154-й полк. Ну, а потом?.. Мне кажется, тогда было получено известие о…

Алина (перебивая его). Не имею ни малейшего представления.

Октав. Надо бы мне написать в архив. (Обращаясь к Мирей.) Лейтенанта де Клюни я упоминаю в связи с франкфуртской траншеей.

Мирей. Вы уже так продвинулись?