Габриэль Марсель - Человек праведный

Г-жа Лемуан. Все они написаны до девятьсот третьего года. Но к чему этот вопрос?

Эдме. Мама, уверяю вас, нет нужды притворяться; вы выдали себя только что… тсс!..

Клод (входя). Ты помнишь адрес Жюно? Не могу найти его письма. По-прежнему улица Карла Маркса?

Эдме. По-моему, они переехали; вы не помните, мама?

Г-жа Лемуан. Я не поддерживаю с ними отношений. Они окончательно сделались большевиками — как, впрочем, все в Шо-де-Фон. Твой отец, которого отличал здравый смысл, уже тогда был в ужасе.

Эдме ( с раздражением). Удивительно, что ты не находишь письма: утром я его положила в папку для корреспонденции, требующей ответа.

Клод. Ну хорошо, хорошо.

Эдме. Сколько раз я тебе говорила… Когда же в этом доме будет порядок!

Клод. Порядок — до такой степени… от этого можно сойти с ума. Сейчас закончу письмо и вернусь. (Уходит.)

Эдме. И этот внутренний кризис… Но ведь Клод не из тех людей, кого когда-либо терзали тревоги. Для него все так ясно, так просто! И слава Богу: что бы со мной стало, будь он другим!

Г-жа Лемуан. Безусловно, мы все в большом долгу перед ним.

Эдме. О! Я собиралась говорить вовсе не о признательности. Человека не благодарят за то, что он такой, какой есть. (Снова, с нажимом.) Так вы уверены, что это было до девятьсот третьего?

Г-жа Лемуан. Абсолютно. Потом, напротив, словно покой снизошел на него: как будто он увидел свет впереди, которого раньше не замечал…

Эдме. Свет?..

Г-жа Лемуан. Именно. Тот, который виден, только когда вокруг сплошной мрак. ( С недоумением.) Вы смеетесь? Почему?

Эдме (глухо). Прекрасно! Вот цена обещаниям.

Г-жа Лемуан. Каким обещаниям?

Эдме. Он обещал мне, что вы никогда ничего не узнаете.

Г-жа Лемуан. Но послушайте, Эдме…

Эдме. О, не старайтесь меня обмануть… Эта тайна… наша тайна, он выдал… жалкий человек!

Г-жа Лемуан. Он — жалкий человек?! Вы дерзаете оскорблять его!

Входит Клод, держа в руках письмо.

Клод. Я дописал его. Если ты выходишь, снеси его, пожалуйста, на почту.

Эдме. Сегодня воскресенье: думаю, его уже не отправят. Ведь оно не к определенной дате? Или, впрочем… Дай мне его все же… Который сейчас час? ( Рассеянный жест выдает ее внутреннее потрясение.)

Клод. Но что с тобой, Эдме?

Эдме. Ничего… абсолютно.

Клод. Мама…

Эдме. Я тебя застану попозже?

Клод. По-моему, должен прийти Франсис. Я его дождусь.

Эдме. Да, но ты… ты… Я скоро вернусь. (Тихо.) Я хотела бы застать тебя одного, понимаешь? Там я все улажу, кто-нибудь меня заменит.

Г-жа Лемуан. Эдме, когда вы вернетесь, я уже уйду.

Эдме. До свидания, мама. (Уходит.)

Клод. Что здесь происходит?

Г-жа Лемуан. Мой бедный мальчик, я допустила неосторожность. Сама не знаю, как это я так забылась… (Едва не планет.) Но вообще-то удивительно, что этого не случилось гораздо раньше. Эдме поняла, что ты мне писал обо всем.

Клод (после недолгой паузы, решительно). Тем лучше. Видишь ли, мама, меня ужасно угнетало, что я обманываю ее; сколько раз я корил себя за это! Если бы не какая-то смутная боязнь, я бы ей давным-давно признался…

Г-жа Лемуан. Что за слово!

Клод. Но ведь я обещал ей ничего тебе не рассказывать.

Г-жа Лемуан. Потому что она этого потребовала. Но по какому праву?

Клод. Не важно. Я обязался.

Г-жа Лемуан. Но вспомни же, наконец: она грозилась уехать, даже, может быть… Так что это вроде обещаний больным.

Клод. Что бы там ни было, но с тех пор, как были восстановлены ее силы, с тех пор, как я ее вылечил — я должен был все ей сказать: она бы поняла. Ты же сама всегда говоришь, что нужно доверять. Правда, давая это обещание, я был уверен, что сдержу его. И затем, однажды… сам не знаю почему — я ведь не чувствовал себя более одиноким, чем обычно, — я тебе обо всем написал.

Г-жа Лемуан. Тебе не в чем виниться!

Клод. Я поступил с ней, как с ребенком…

Г-жа Лемуан. В конце концов, Клод, прошло столько времени…

Клод. А какой взгляд она бросила на меня, уходя… О! Он мне так знаком… Мама, все, чего я добился с таким трудом, — все это я, вероятно, потерял.

Г-жа Лемуан. Получается, что из-за меня…

Клод. Нет. Я один виноват. Я сразу же попрошу у нее прощения.

Г-жа Лемуан. И ты собираешься так унижаться перед той, которая… я-то хорошо знаю, что никогда не смогу простить ей.

Клод. Это слово, мама, имеет смысл только для нас двоих.

Г-жа Лемуан. Она никогда не стоила тебя!

Клод. Когда я думаю о том, что это прощение дало мне… об этом душевном покое, ощущении некой силы, которая — заодно с моей волей, но не подменяет ее… Именно с того дня мир озарился для меня. Прежде я продвигался на ощупь, впотьмах… Испытание, мама: до этих страшных месяцев слово «испытание» было для меня пустым звуком. Но когда переживаешь то, что мне довелось пережить…

Г-жа Лемуан. Она и не догадывалась, что творилось в твоей душе.

Клод. Решающим в испытании было именно то, что она не поняла происходящего во мне. Я был совсем один… с Ним. И вот, шаг за шагом, я чувствовал, что ее доверие ко мне возвращается. Как она, бывало, смотрела на меня, когда ей казалось, что я занят другим! Этот немой призыв в ее глазах! У меня было ощущение, что я помогаю выжить… спасаю от гибели что-то бесконечно хрупкое. Первое время, возвращаясь домой по вечерам, я всякий раз готовился услышать, что она уехала, чтобы соединиться с тем человеком! Я уверен, что в течение очень долгого времени она еще думала об этом… верила, что хочет этого. Но на самом деле их разделяла какая-то сила. И вот однажды я внезапно совершенно явственно почувствовал, что это кончилось — что она больше не думает об этом, — что мы оба одержали верх! Не надо плакать, мама. Я не должен был воскрешать в тебе эти воспоминания…

Г-жа Лемуан. Помяни мое слово, она еще причинит тебе горе!

Клод. Как же было хорошо раньше — когда мы еще не знали страданий… Но сейчас мы бы уже не могли так. Каждый нес крест другого, каждый приносил жертву ради другого. Мы словно обогатились… стали лучше, да, лучше…