Николай Гумилев - Отравленная туника

Оставь меня, ведь мне не говорили,
Что у меня глаза как у газели,
Что жарок рот мой, что с моею грудью
Сравнятся блеском только зеркала!

Клянусь, со дня, когда я стал мужчиной,
Я не встречал еще таких, как ты,
Я не видал еще такой невинной,
Такой победоносной красоты.
Я клятву дал и изменить не смею,
Но ты огнем прошла в моей судьбе,
Уже не можешь ты не быть моею,
Я отомщу и возвращусь к тебе.

Не знаешь ты, кто я.

Останься всё же!
Пусть ты из Рима, я ж простой араб,
Но это не препятствие… быть может,
Отец твой слишком знатен, он сатрап?
Так знай…

Я – Зоя, дочь Юстиниана.

Вот это хорошо! Теперь я знаю,
Зачем приехал ты в Константинополь,
Лирический поэт, ужасный мститель,
Надменно давший клятву воздержанья.
Мы всем должны служить тебе, ты просишь
И войска, и девичьих поцелуев.
Что ж ты молчишь? Ответь! Куда речистей
Ты с падчерицей был моей сейчас.

И стены здесь имеют уши. Детям
Известно это, я же позабыл
И вот молчу, затем что перед этим,
Быть может, слишком много говорил.

Напрасно! Я тебе не враг, я даже
Тебе забавную открою новость,
Что Зоя мной просватана недавно
За Трапезондского царя. Доволен?

Я, госпожа, не весел и не грустен:
О дочери ли Кесаря помыслить
Осмелится кочующий араб?

Быть может, данная тобою клятва
Негаданно пришлась тебе по нраву,
Быть может, перестал ты быть мужчиной,
И женских ласк твое не хочет тело?

Когда о женщине я вспомню вдруг,
Мне кажется, меня как будто душат,
В глазах темно, в ушах неясный звук
И сердце бьется медленней и глуше.

Так в чем же дело? Трапезондский царь,
Конечно, полководец знаменитый,
Правитель мудрый и любовник нежный,
Но с Зоею он так всегда застенчив,
Как будто он, а не она невеста.
А девушкам, ты сам отлично знаешь,
По песне судя, нравится другое.

Ужели, госпожа, сказать ты хочешь,
Что в жены мне дадут царевну Зою?

Ну нет, не в жены, что ты перед ней?
А так! И я, пожалуй, помогла бы.
Здесь во дворце пустых немало комнат
С бухарскими и смирнскими коврами,
В саду лужаек с мягкою травою,
Стеной прикрытых от нескромных взглядов,
А у тебя и голод по объятьям,
И стройный стан, и холеные руки,
Певучий говор, пышные сравненья,
Неотразимые для сердца дев.
Ну что ж, согласен?

Госпожа, я вижу.
Что хочешь ты испытывать меня.

Я так и знала, ты мне не поверил,
Но так как ты мне нужен, я открою
Тебе причину замыслов моих:
Однажды эта дерзкая девчонка,
Когда ее ударила я плеткой,
Вдруг побледнела, выпрямилась гордо
И назвала в присутствии служанок
Меня, императрицу Византии,
Александрийской уличной блудницей.
А я на трон не для того вступила,
Чтобы прощать такие оскорбленья.
Пускай она окажется сама
Блудницею, и Трапезондский царь
Откажет опозоренной невесте!

Прости мне, госпожа моя: с тех пор,
Как я пленяю дев моим напевом,
Моя любовь не горе и позор,
А мир и радость приносила девам.

Да страсть твоя, как новое вино,
Шипит и пенится, а толку мало,
Но подождем, и станет молчаливой
Она и пьяной, как вино подвалов.
Пока же помни: Трапезондский царь,
Едва вернувшись, станет мужем Зои,
Он девичий ее развяжет пояс,
Он грудь ее откроет и коснется
Ее колен горячими губами…
А ты, ты будешь здесь один скитаться
Просителем угрюмым и докучным.

Скажи, ты не видал царевны Зои?
Царевна Зоя здесь не проходила?

Я во дворце сегодня только, даже
И твоего я имени не знаю,
О, господин!

Я Трапезондский царь!
Ты удивлен?

Царевны я не видел.

Хвала Марии! Как людское сердце
Необъяснимо: вдалеке от милой
Мне кажется, что принял бы я казнь
За звук шагов ее, за шорох платья,
Когда же наступает миг свиданья,
То радуюсь я каждой проволочке.

Так вот они, блаженные те руки,
Большие, сильные, как у героя,
Так вот они, те жаждущие губы,
Как солнцем озаряемые смехом,
Ведь мне о них шептала Феодора!

А ты здесь для чего? Не понимаю,
Зачем вас всех так тянет в Византию
От моря, от пустынь широких в эти
Унылые, чужие вам дворцы!
Когда б не Зоя, разве бы я кинул
Мой маленький, мой несравненный город
С его чудесной сетью узких улиц,
От берега и к берегу бегущих,
С единственною площадью, где часто
Я суд творю под вековым платаном.
Скажи, зачем ты здесь?

Отец убит!
Я должен мстить, я думаю, что Кесарь
Мне войско даст.

Вот это речь мужчины!
Мне нравится, когда звенит оружье,
Тогда и взоры делаются ярче,
И кровь стремительней бежит по венам.
Дай руку мне, тебе я помогу.

Нет, я не дам руки, мы, люди юга,
Не византийцы, не умеем лгать
И веруем, что достоянье друга
Украсть позорно и грешно отнять.

А что ты у меня отнять собрался?
Ведь я не император Византии,
В моей сокровищнице не найдешь
Ни золота, ни редкостных мозаик,
Там только панцирь моего отца,
Сработанные матерью одежды,
Да крест, которым наш апостол Павел
Народ мой в христианство обратил.
Иль ты о городе моем помыслил?
Там жители, когда родился я,
С моим отцом неделю пировали,
Я с их детьми играл еще ребенком,
Там каждый и зубами и когтями
За своего заступится царя.
Что у меня еще есть? Только слава.
Я ею рад с тобою поделиться!
Топи, как я, в шумящем грозно Понте
Славянские раскрашенные струги,
В горах Кавказа, над обрывом черным,
С одною пикой выходи на тура,
Тогда со мной сравнишься!

Я сказал!