Татьяна Уфимцева - Моя Марусечка

Федя.Маруся, видала какой завоз! Селедка! Оливки! Оливковое масло! Что будет!

Маруся. Что?

Федя.Прилавки разнесут, вот что.

Маруся.Ты все равно на улице торгуешь.

Федя.Разнесу-у-ут! Маруся, слыхала, в «Нептуне» недостача?

Маруся.Да нет там никакой недостачи! Там санписстанция ковши грязные нашла и глисты у двух продавщиц.

Федя.Да-а?

Маруся.Оштрафовали директора на десять рублей.

Федя.Повезло… А вот сегодня Мишаню Давидовича из партии исключать будут, слыхала?

Маруся.За что?

Федя.На родину дираёт! В Ис-сраиль! Там дожжей не идет, только солнце на небе.

Маруся.Как же?! У него же мать парализованная…

Федя.А он и ее, и ее! Посадит в кресло на колесах и в вагон!

Маруся.Мишаня уезжает. И Мишаня. Зимой Гриша уехал, на майские – Ритушка. По телевизору показывали, что они там в подвале живут. Плачут, рыдают: жрать нечего, арабы ходят с кинжалами и пирке в поликлинике не делают – плати десять рублей. Зачем же вы туда поехали?

Маруся зашла в свою каптерку. Каптерка прибрана: ведро в ведре, веники на шнурках, тряпки чистые, сухие, и ни пятнышка нигде. Маруся надела сатиновый халат, подвязалась фартуком, взяла ведро, тряпки и вышла в коридор.

Маруся.Девятый час. Оли, напарницы, нету. А завтра санписстанция. Всем на свете верьте. Но не верьте санписстанции. Придут, ватку намочут и по прилавкам, по судкам, по холодильникам. И в микроскоп. И на тебе – штраф. Пять рублей, десять рублей давай.

Сначала Маруся протерла мочалкой плинтуса, и щелоком их, щелоком. Потом помыла панели тряпкой. Столы, потом столы. Эти уже с хлоркой. Потом холодильники.

Маруся.Какая зараза эти холодильники: натекло рыбьей крови. Тряпкой надо собрать, а потом уж эту тряпку выкинуть на помойку. Тут уж и соды, и хлорки, все мало, тут уж без уксусной эссенции никак. А то на ватку и под микроскоп. Десятый час. Оли нету.

Маруся принялась за полы.

Маруся.Так. Теперь что? Таскать подносы и ошпаривать подносы. Теперь что? Подмести двор. Только сначала ручку новую к метле приделать. Одиннадцатый час. Оли нету.

Маруся надела на бочку с килькой еще один обруч, а то подтекает. Тапок починила, порвался. Почистила от грибов торцовую стену. Вернулась в каптерку. Села. А дадут посидеть?

– Маруся! Вытри лужу!

– Маруся! Масло разлили!

– Маруся! Плюнули!

– Маруся! Просыпали!

– Маруся! Хлорки!

Маруся.Небось никто не крикнет: Оля! Хлорки! У Оли диагноз ног. Она ростит для родины десять детей. Она гоняет ссыкунов под аркой. А кто витрину помоет? И чтобы прозрачно. Намахаешься, пока прозрачно, витрина это тебе не форточка. А Оля, ну что Оля? Оля и сидит, и дремлет, и устала. И ноги у нее болят, и пузо пучит, и изжога, и матка выпадает. Оля ходит – понедельник, вторник, среда, четверг лечить аллергию. Суббота, воскресенье у нее солей. Только пятница свободна. Но в пятницу у нее матка выпадает. Двенадцатый час. Пришла!

Оля вошла в каптерку и тяжело опустилась на табурет.

Оля.Маруся, слышь, американцы нам такого шашеля подкинули: и в муке живет, и ящики с патронами просверливает. Потом из этих патронов стрелять уже нельзя.

Маруся.А и не надо стрелять.

Оля.Маруся, кто целовался с американцами, у всех выпали зубы. Они такой микроб придумали.

Маруся разводила щелок.

Оля.А американские открытки… Вот занеси их в дом, так мухи уже не залетают. Во-от! Вроде хорошо, а с мухами как-то спокойнее.

Маруся.Да, с мухами спокойнее.

Оля.Негры их пахнут курами, то есть перьями, почти что подушками. А есть такие, что просто пахнут. Встанешь рядом, а он пахнет и все. И ходят они как женщины – задом виляют. Все американцы виляют задом.

Маруся полоскала тряпки.

Оля.Маруся, вот что я вчера узнала: все немцы – евреи.

Маруся.Как это?

Оля.Да! Они только притворяются, что они немцы… Ой! Слышишь? Ссыт кто-то. Ах ты черт! Устроили под аркой уборную!

Олю как ветром сдуло. Побежала ловить ссыкунов.

Маруся.Не могут все немцы быть евреями. Нет. Сколько-то немцев есть немцы…

Со двора донесся томный голос: «Маруся! Маруся!»

Маруся.Тамара. Артистка. В театре оперы и балета выступает. Полгода дома не живет, ездит на гастроли. В Испанию ездила! В меховом магазине ей дали напрокат шубу. Одиннадцать тысяч стоит! Но не насовсем дали, на время и чтоб держала в нафталине.

Тамарастояла на балконе восьмого этажа и завывала.

Тамара.Душа-а моя-а! Помираю-у!

Маруся.На тебе! Только утром пела на балконе! Чего та-ак? Чего болит-то-о?

Тамара.Все-о! Под ложечкой! Под мышкой! Спина! Вены, ногти!

Маруся.Вот тебе и Испания! Не ижжай больше!

Тамара.Поднимись, душа моя, полечи меня!

Марусю нет-нет, да позовет кто-нибудь пройтись по косточкам, по хребту. Марусе что: позвали – иди. За тридцать копеек, за пятьдесят копеек, за десяток яиц, а из пятой квартиры подарили мешок перловки, правда, с шашелем… Маруся поднялась на восьмой этаж.

Маруся.Что с тобой, Тамаронька?

Тамара.Вот! Завернула все свое золото в бумажку, а потом выбросила ту бумажку в окно!

Маруся.Ай! И давно?

Тамара.Вчера.

Маруся.Не глядела, может еще лежит?

Тамара.Какое там! Я не во двор, я на улицу. Давно подобрал кто-то.

Они прошли в залу. Маруся огляделась.

Маруся.Ой, Тамаронька! А где ковер персидский, и шкатулка серебряная. И зеркала нет! И часы с курантами!

Тамара.Всё ему отдала. Всё! Пусть забирает! И еще кооператив куплю, уже договорилась… Надоело… Я потеряла вкус к подобной любви.

Маруся.Ты бы ему еще кусок стены подарила. Вкус она потеряла.

Тамара.Маруся, ты знаешь, что такое ревность?

Маруся.Ну что?

Тамара.Крыса между ребрами.

Маруся.А то ты, Тамара, не знала – все они кобели. Скидавай халат.

Маруся закатала рукава и начала плющить дебелое тело Тамары своими сильными, изъеденными хлоркой пальцами.

Тамара.Я приезжаю с гастролей… Весь мир мой! В Мадриде толпу перед театром разгоняли быками. В Париже – конями. А в Стамбуле – львами. Меня закидали бриллиантовыми кольцами. Приходили за кулисы смотреть, не накладные ли у меня бедра. А один испанский цыган, богатый, как сто китайцев, встал передо мной на колено, взял мою ножку и водрузил на свою плешивую башку. Одних вееров я привезла сорок коробок… и что я нахожу? Я нахожу эту б. дь из кукольного театра. Петрушечницу! Первую городскую проститутку! Шпильки ее тут, волосы, за диваном лифчик валяется…