Эмиль Брагинский - Комната

Лохов (вспыхивает). Но я же не могу…

Людмила (не дает договорить). Не повышайте голос, услышат в соседней комнате.

Лохов. Что у вас с ним в театре происходило?

Людмила. Я Альбинину замшевую сумку в буфете кремом закапала.

Лохов. Он тебе в любви объяснялся?

Людмила. Что вы, он не такой! Он говорил исключительно о себе, о своем достатке, о своем продвижении… (Вскакивает и по привычке со свойственной ей иронией показывает ухажера.) Я, Людмила… В моем доме, Людмила… Деньги для меня значения не имеют, Людмила. Ваша красота имеет значение, Людмила… Я привез из Пскова серебряного слона, добыл у старушки. К сожалению, слон не в натуральную величину. Смешно, верно? У меня превосходно с чувством юмора. Серебра на земле мало, и скоро оно будет дороже золота. Деньги хорошо вкладывать в серебро, я вкладываю. Мой очередной вклад, в глубоком смысле, – это вы, Людмила…

Лохов. Кто он по профессии, жулик?

Людмила. Кто-то и что-то в сфере обслуживания. Обеспеченный деловой человек. Во втором акте он забыл про серебро и положил руку на мое правое колено.

Лохов. Ну а ты? (С усмешкой.) А колено?

Людмила. Мы оба замерли. (Продолжает есть.) Потом он до конца спектакля гладил мое несчастное колено. Сначала нога затекла, а после поползли по ней колючие мурашки.

Лохов (громко). Ты почему не отодвинулась?

Людмила. Опять голос повышаете?.. Чтоб он не подумал, будто я недотрога. Мужчины терпеть не могут недотрог.

Лохов. Хотела, чтоб он подумал, будто ты….

Людмила. Ну, что ж вы язык прикусили? Ну, произнесите это популярное слово!

Лохов. Ты – зараза!

Людмила. Спасибо. После спектакля он отвез меня домой на собственной машине. По дороге был занят соблюдением правил уличного движения, руки держал на руле. В ночные гости не напрашивался, зато пригласил поехать с ним в Ленинград на три дня.

Лохов. Никуда ты с ним не поедешь!

Людмила. Тогда женитесь на мне, Лохов! По имени Тиша. Я вас, старика, люблю!

Лохов (печально). Рядом с тобой я старик – пятьдесят стукнуло. Но у меня жена. Ей тоже… стукнуло. И у нас нет детей. Я ведь не только тебя, я и ее люблю. Были бы дети, а так что я ее одну, немолодую, брошу…

Людмила. Вы такой порядочный, даже противоестественно. Альбинину сумку в химчистку сдала, с трудом уломала принять. Посуду сейчас помою.

Лохов. Да ладно. Сложи в пакет и засунь обратно в портфель. Я у себя в кабинете сам вымою.

Людмила (прячет грязную посуду). Только не уходите. Сейчас ожидается представление. Альбина будет Костю демонстрировать.

Лохов. Значит, он все-таки существует?

Людмила. Да, я видела его галоши!

Входит Елена Алексеевна, садится за стол и открывает папку с бумагами.

Лохов (Елене Алексеевне). Ну, как у тебя дома?

Елена Алексеевна. Дома я царица. Хочу – стираю, хочу – полы мою!

Лохов (с улыбкой). И выходной провела по-царски?

Елена Алексеевна (гордо). К внучке ходила. Конечно, несла тяжеленные сумки с продуктами. Пришла – Сережа на кухне жарит оладьи, а его любимая современница у зеркала наращивает ресницы!

Лохов (изумился). Неужели уже научились ресницы выращивать?

Людмила. Да нет, удлиняют при помощи краски!

Елена Алексеевна. Я, конечно, не удержалась, спросила: «Ты что, не можешь пожарить мужу оладьи?» А она передернула тонкими плечиками: «Я ведь сама мучного не ем, так, отщипну кусочек!» Я огляделась – всюду пыль: «Дай мне, пожалуйста, тряпку, я вытру!» А она мазала губы в темно-коричневый цвет.

Лохов. Как это – в коричневый?

Людмила. Лохов, вы отстали от жизни!

Елена Алексеевна. Она опять дернула плечиками: «Вы мне свои порядки не наводите. Здесь вам не цветочные грядки!» Сережа, конечно, молчит.

Людмила. Забрала бы обратно продукты и ушла!

Елена Алексеевна (просветлела лицом). А внучка? Женщина живет на земле, чтобы дожить до внуков!

Людмила. Ты меня уломала! Мелочиться – детей иметь не буду! Сразу обзаведусь внуками!

Елена Алексеевна. Вернулась домой, настроение замечательное, легла и… заснула часа в три ночи. Музыка гремела.

Лохов. В соседней квартире хулиганили?

Елена Алексеевна. У нас самих гремело в стиле диско. Младший, Илья, готовился к олимпиаде юных физиков. Они теперь начинают соображать только тогда, когда их оглушает музыка!

С обеда возвращается Лиза, несет груши.

Лиза. Тихон Иванович, хотите грушу? В буфете давали, иностранные. На каждой этикетка наклеена.

Лохов. Спасибо, но этикеток я не ем!

Лиза. Зачем же есть с этикеткой, этикетку легко отклеить.

Снова вбегает Альбина. Видит, что Людмила и Лохов уже не одни.

Альбина. Тихон Иванович, ребяты мои родные, обед еще не кончился, и сейчас я буду предъявлять моего рижского Костю!

Лиза. Какого еще Костю?

Альбина. Того самого, Лизонька, которого нет в природе!

Лохов. Вы уж тут смотрины без меня устраивайте! (Заторопился, но все-таки перед уходом не забыл привычно и нежно погладить Людмилу по голове).

Альбина. Костя ни за что не хотел сюда идти. С трудом уломала. «Что на меня глазеть? Я не экспонат».

В дверях наконец-то возникает Дергачев.

Дергачев. Добрый день! (Выдавливает улыбку.) Вот и я! (Еще раз заставил себя улыбнуться.) Живьем! (Шутливо.) Как подвигается внедрение цветов на пыльные улицы?

Елена Алексеевна. Для укрепления нервной системы полезно смотреть на зеленое: на листья, на траву, а на цветы – тем более. Вы не знали?

Дергачев. Теперь буду знать.

Людмила. А где же ваши знаменитые галоши?

Дергачев. Сегодня, увы, сухо. А галоши я берегу, дрожу над ними, надеваю исключительно в грязную погоду!

Елена Алексеевна. Жаль. В галошах вы бы смотрелись лучше!

Дергачев (стараясь попасть в общий иронический тон). Жаль. Самое привлекательное во мне – именно галоши!

Альбина. Учтите, Костя стесняется и не в своей тарелке.

Дергачев. А я люблю быть в тарелке, желательно глубокой!

Людмила (лезет куда-то вниз). У нас в хозяйстве все имеется. (Протягивает Дергачеву глубокую тарелку.)

Дергачев (не знает, что сказать). Интересно, что тарелка по-русски женского рода, а по-немецки, наоборот, мужского.