Эмиль Брагинский - Игра воображения

Женя. Нет!

Антошин. У нее круглая дата.

Женя. То, что она тебя бросила, я еще могу ей простить, но то, что меня бросила, – никогда.

Женяи Юрийуходят. Неловкая пауза.

Антошин (первым нарушает молчание). Вы быстро добрались.

Лариса. На такси. Такси теперь такое дорогое, вся поистратилась.

Антошин. Это не важно.

Лариса (улыбнулась). Конечно, не важно, ведь я тратила мои деньги.

Антошин. Деньги, конечно, жалко. Но важно другое.

Лариса. Что именно?

Антошин. Наверное, то, что вы здесь!

Лариса. Почему – наверное, а не наверняка?

Антошин (откровенно). Потому что я в этом еще не убежден!

Лариса (с той же мерой откровенности). Тогда зачем вы мне сегодня позвонили?

Антошин. Я вам звонил и раньше. Много раз звонил, но все время никто не снимал трубку.

Лариса. А я только вчера приехала из Финляндии.

Антошин. Из какой еще Финляндии?

Лариса. Из настоящей. В туристскую ездила. Неужели вы поверили, что я заполняла все анкеты и бегала по всем врачам специально для вас?

Антошин (простодушно). Поверил.

Лариса. Вы всегда верите сказанному?

Антошин (уже в некоторой растерянности). Я доверчивый.

Лариса (не выдерживает и смеется; сквозь смех). Какой вы… нет, вы неподражаемый…

Антошин. Не договаривайте, я понял!

Лариса (не может перестать смеяться). С анкетами это шутка была.

Антошин (улыбнулся, но как-то криво). Наверное, у меня плохо с чувством юмора. (Быстро переводит разговор на другую тему.) Что слышно в редакции?

Лариса. Вот вернулась из Финляндии, и редакторша снова активно снимает с меня стружку. Что слышно в табачной промышленности?

Антошин. Вот… (Показывает пачку.) Выпускаем знаменитые американские сигареты. «Мальборо».

Лариса. Табак на валюту покупаете?

Антошин. Выращиваем в Молдавии. Но все американские сигареты гадость – сильно пахнут жженой тряпкой.

Лариса. Какая ценная информация. Я обязательно запомню. Все-таки приятно, что вы мне часто звонили. Значит, вы без меня уже не можете жить!

Антошин. Как выяснилось, я глупо верю сказанному, а вы – телефонным звонкам!

Лариса. Отомстили?

Антошин. Но меня вы почему-то обидели и заявили, что я неподражаемый ду…

Лариса. Обидчивость – признак недалекости.

Антошин. Но я на самом деле неподражаемый! Я докажу! (Метнулся к проигрывателю, ставит пластинку.)

Звучит нежная, ритмичная мелодия.

Шуберт. «Четыре лендлера»! (Сгибается перед Ларисой в церемонном поклоне.) Прошу вас на лендлер!

Лариса. Я не умею!

Антошин. Я тоже, и в этом состоит неподражаемость. Мы оба не умеем, и оба будем танцевать. Сегодня Юрий учил меня искусству воображения.

Лариса. При помощи аквариума?

Антошин. Начали! И – раз!

Танцуют.

Лариса. Я забыла, что я танцую?

Антошин. Лендлер – это старинный, кажется, крестьянский танец, кажется, южнонемецкий.

Лариса. Гедеэровский или феэргефский?

Антошин. Понятия не имею! Только приподнимите длинную юбку, вы же наступите на нее и оторвете подол!

Лариса (делает вид, что поднимает юбку). Я не знала, что на мне длинная юбка.

Антошин. Стучите сильнее каблучками! На вас отличные, звонкие каблуки!

Лариса (изо всех сил стучит каблуками). Сейчас придут снизу!

Антошин. А на мне – шляпа с широченными полями! (Делает вид, что снимает шляпу и размахивает ею в такт танца.) Только не знаю, есть у меня перо или нет?

Лариса. Вам больше идет, когда у вас вставлено перо!

Антошин. Я так усердствую, что еще немного – и я взмахну пером и полечу!

Лариса. Оказывается, вы отчаянный танцор!

Антошин. Да, только у меня уже начинает сводить судорогой колено!

Лариса. Правое или левое?

Антошин. Левое!

Лариса. Левое – это к дождю!

Антошин. Мне нравится танцевать, плевал я на мое левое колено, видите, у меня ноздри раздуваются от напряжения, как у лошади!

Лариса. Вот уж не знала, что танцую с лошадью!

Антошин. Пусть я лошадь, пусть даже осел, но я беззаботно веселюсь и забываю о том, что со мной стряслось!

Лариса (обрывает танец, кидается к проигрывателю и выключает его). Не хочу быть отдушиной! Ни заслонкой не хочу, ни дымоходом, ни чем там еще?

Антошин. Ни поддувалом…

Лариса (метнула осуждающий взгляд). В редакции, напротив меня, сидит женщина…

Антошин. Уже слыхал – полгода мечтает об отпуске.

Лариса. Не перебивайте! Мы танцевали немецкий танец, а немцы говорят: «Терпение дарит розы!»

Антошин. Но я не немец и никогда не буду немцем!

Лариса. У женщины напротив есть ребенок, утром она отводит малыша в детсад, вечером забирает, а тот вдруг спрашивает: «Где мой папа?» И теперь каждый раз спрашивает: «Где мой папа?»

Антошин. Мать-одиночка – беда.

Лариса (вспылив). Какой варвар это придумал – одиночка?! Их ведь двое – мать и ребенок!

Антошин (тоже вспылил). Мать-одиночка, мать-двойка – что вы мне голову морочите?!

Лариса. Я хотела сбить с вас бесшабашно-веселое настроение! Может, у меня совсем другое, кошмарное настроение?!

Антошин. Тогда почему вы приехали?

Лариса. Именно поэтому я и приехала.

Антошин. Вы странная, вы весьма странная…

Лариса. А жизнь без странностей – разве это не странная жизнь? Я забыла вам еще рассказать, что у женщины напротив есть родители, совсем еще не старые. Оба всю жизнь работают на «шарике», то есть на подшипниковом заводе. Они живут в Куйбышеве.

Антошин (внимательно поглядел на Ларису). Выходит, женщина напротив не может спихнуть ребенка на дедушку и бабушку?

Лариса. Вот видите, вы уже заинтересовались женщиной напротив.

Антошин (задумчиво). Похоже, что да!

Лариса (подсаживается к аквариуму). Ваш Юрий – мудрец! Все на свете требует воображения, даже чувства, а быть может, – особенно чувства…

Антошин (подсаживается рядом). Нельзя же носить с собой аквариум!

Лариса. Воображаемый – можно!

Антошин. И в обеденный перерыв, жуя сосиски с целлофаном, уноситься… Куда уноситься?