Афанасий Салынский - Семья Буториных

Вера. Товарищи подводят.

Ефимушкин. Мелкая обида. Надо быть выше. (Задушевно, неожиданно перейдя на «ты».) Ты же комсомолка, Верочка. А обижаешься, как обычная Вера Ивановна. (Пауза.) Ты же любишь его? (Вера смущенная молчит.) Любишь, несмотря ни на что. Так помоги же ему! Стань выше — и поддержи его. Вместе с тобою он открывает и новый Донбасс, и новое Криворожье.

Звонит телефон.

Ефимушкин (слушает) . Да… Что у тебя такое срочное? Хорошо. (Опускает трубку.)

Входит Илья. За шесть дней, прошедших после аварии на шахте, он осунулся, побледнел. Небритый и как-будто на несколько лет постаревший, смотрит мрачновато, изподлобья.

Ефимушкин. О, не ждали… Солдат уж на ногах.

Илья. Нет, еще в медсанбате. В строй не пускают. (Здоровается с Верой и Ефимушкиным и по молчаливому приглашению последнего садится.) А мне все расчеты надо в мастерских да в забое вместе с Никоновым проверять.

Ефимушкин. Извините, товарищи, я на минутку к хозяину. (Выходит.)

Оставшись одни, Илья и Вера чувствуют себя неловко.

Илья (прерывая затянувшееся молчание) . Есть такой обычай: навещать больных.

Вера. Да, если они приятны.

Илья. Больные всегда неприятны. Хотя бы тем, что болеют.

Вера. Хороши они разве лишь тем, что почти не имеют возможность делать глупости. Во всяком случае, они не лезут в обводненный забой. Не посчитавшись с указаниями специалистов горного дела, они вынуждены считаться с предписаниями врачей.

Илья. Видно, мне придется зайти попозже… (Идет к выходу.)

Вера. Постойте! (Илья останавливается.) Куда же вы бежите? Мы ведь не виделись почти целую неделю.

Илья. И вы так соскучились, что сразу взялись меня отчитывать.

Вера. Ладно, я согласна перенести это мероприятие на более удобное время.

Илья. И место.

Вера. Ладно. Как вы себя чувствуете?

Илья. Очень плохо.

Вера (с тревогой) . Так зачем же вы встали?!

Илья. Чортовски плохо себя чувствую: ничего с машиной не получается.

Вера. А-а… Я-то уж подумала…

Илья. Здоровье — что! Груженые вагонетки, вместо электровоза, повезу. (С болью.) Скорость вращения и сплав…

Вера. Копировать и повторять пройденное, конечно, легче. А вы… вы же — первый! Слышите? (Присев на краешек дивана, где сидит Илья, неожиданно тепло.) Не отступайте. Мы же — союзники, Илюша.

Илья. Вера…

Вера. Союзник вы мой… дорогой.

Илья быстро подходит к Вере. Она доверчиво протягивает ему руки.

Илья радостно и растерянно смотрит на Веру — и вдруг неловко целует ее в голову.

Вера (испуганно) . Илюша!..

Илья. А что мы плохого делаем?

Вера. Впрочем, да. Мы просто… любим. И больше ничего.

Илья. Любим?!

Вера. Очень!

Они стоят, держась за руки, совершенно счастливые.

Вера припадает к плечу Ильи. Случайно она запрокидывает голову и замечает портрет, на котором Сталин и Горький. Портрет замечает и Илья, и они, смущенные, отодвигаются друг от друга.

Входит Ефимушкин. Илья и Вера, как по команде, встают.

Ефимушкин (подходит к своему столу) . Задержался.

Вера. Я тоже… задержалась. (Прощается за руку с Ефимушкиным.) Да, Александр Егорович, ведь вы вызывали меня по делу? А я заговорила вас, простите меня, болтушку, и… Я вас слушаю.

Ефимушкин (хитровато поглядывая на Илью и Веру) . Да, собственно, дело так заметно поправилось, что нет смысла о нем и говорить.

Вера. Тогда… до свиданья.

Ефимушкин. Всего доброго. (Вера уходит.) Какая она умница…

Илья. Пожалуй.

Ефимушкин. И красавица.

Илья. Вот уж не сказал бы.

Ефимушкин. Ах, плут! (Серьезно.) До́ма-то как?

Илья. Так себе. (Пауза.) Василий в общежитии живет. Дома так и не появляется.

Ефимушкин. Нужно найти с ним общий язык. Терпеливо воспитывать.

Илья. Трудно.

Ефимушкин. А, думаешь, с тобой легко? (Сухо.) Зачем ты пришел?

Илья. Выздоровел я… На работу надо. Что мне делать… и как?

Ефимушкин. Почему ты спрашиваешь об этом у меня? Здесь не отдел кадров.

Илья. Я считал, что… как коммунист, я должен…

Ефимушкин. Коммунист, говоришь?

Илья. Неужели мой поступок… Не из корысти же я, Александр Егорович. И не по глупости нашкодил… Сколько я раз просил: дайте забои. Одни добрые пожелания… За директором — Безуглый. Ну, сердце у меня и вырвалось… Обводненный забой, не обводненный — определенно это не было известно. Я и… рискнул…

Ефимушкин. Очертя голову… Узнаю молодца по походке.

Илья. Для себя ли я, Александр Егорович?

Ефимушкин. Спокойно! Без истерики… Знаю, что не для себя.

Илья. Не из честолюбия!

Ефимушкин. Тоже знаю.

Илья. Зажимают… палки в колеса…

Ефимушкин. Зажимают, мешают… Ты же так гордишься тем, что ты проходчик. А знаешь, какие мы проходчики? Идем сквозь многовековую толщу эгоизма и косности — особой твердости порода. Значит и выдержка нам нужна особая. А у тебя? Кандидат партии… Где твоя выдержка? Разум твой — помутился? Думаешь, дорога в партию открывается каким-то исключительным делом? Чудак!.. Если бы даже твоя машина совсем не удалась, — эта дорога тебе не заказана. А вот за такие выверты… тут и десять изобретений не помогут. (Пауза.) Ты достоин, очень во многом достоин, а все же… оступился ты…

Пауза.

Илья. Два года… дни и ночи… Ведь все, все — и машина эта, и работа… учеба даже, и все, что у меня дальше — для партии, без остатка…

Входит Никонов. Вернее, он врывается, усталый и радостно взволнованный.

Никонов (сразу направляясь к Илье) . Здесь! Поймал… Простите, товарищи, у вас какой-то разговор? Но это неважно… То есть по сравнению с тем, что у меня… (Трясет за плечи Илью.) Я к тебе домой бегал. Да, да, туда и обратно — при моей-то комплекции… Сказали — в парткоме…

Ефимушкин. Может, вы присядете, Иван Петрович?

Никонов (садится) . Понимаете, ведь я нашел! Нашел дефект конструкции и устранил его.

Илья. Неужели?!

Никонов. Вот мои вычисления… (Показывает Илье листок.) Смотрите… (Илья читает про себя написанное. Хватает карандаш, проверяет вычисления.) Теперь конструкция безупречна. В серийное производство!