Ульяна Гицарева - Спичечная фабрика (сборник)

Люда.Спорт.

Грыжев.Неважно. Важна сила… (Видит, что Люда отвернулась к дереву.) Вы, Люда, согласны?

Люда.Я не знаю, что важно… Бедное, бедное дерево. Пострадало за то, чтобы умасштабировать чью-то личность. Обреченно здесь гнить, пока Вы не соберётесь на пенсию. Так и жило незачем, не стало ничем полезным, только от того, что какой-то спортсмен рядом с ним сфотографировался. Никогда не быть ему даже табуреткой.

Грыжев.А я не трудовик, чтоб вам из деревьев табуреты делать!

Люда.И я о том же (Гладит дерево.) Я люблю жухлые деревья, ноябрьские, на которых почти не осталось листьев. Они так влажно колышутся на ветру, как водоросли в воде. Можно идти, задрав голову, и представлять себя утонувшей, лежащей на дне, под водой среди водорослей.

Грыжев.Чаю хотите? У меня здесь есть чайник. Правда, это экспонат, из него раньше пил чай один хоккеист областного масштаба, но я кипячу в нём тайком. Хотите?

Люда (улыбается). А давайте. Почему нет…

Садятся за один из столов. Грыжев раздвигает руками экспонаты, достает чайник.

Грыжев.Вы на счет масштаба правы. Мне всё хочется сделать больше. Больше этой комнаты, больше нашего городка. Раздвинуть стенки, подняться над всем.

Люда.А мне хочется нагородить много-много стенок и спрятаться в них. И выговориться. Нет… наоборот. С одной стороны, хочется говорить, говорить, и говорить, а с другой – даже и говорить-то не хочется.

Грыжев.Я бы нагородил для вас множество огромных, высоченных стен. Так много, что вы кричали бы: достаточно! Не вари, горшочек! А я бы всё варил, и варил! Городил бы и городил!

Люда.Опять вы всё раздуваете до небес (улыбается) . Такой смешной.

Грыжев.Вот видите! Видите! Я вам совсем уже нравлюсь!

Люда.С чего вы взяли?

Грыжев.А вы, женщины, всегда так! Сначала смеетесь, потом влюбляетесь, потом плачете. Но сначала – всегда смеетесь. Я смешной, значит, уже немножко ваш.

Люда (скривилась). О… я заметила, что вы – великий знаток… Я пойду.

Грыжев.А чай?

Люда.Нет, я передумала. Какой чай? Нужно сегодня ещё написать о вашем музее. Что, кстати, здесь добавится, когда музей станет ещё и музыкальным?

Грыжев.Об этом не пишите, это планы. Мужчина не говорит о незавершенных делах.

Люда.Так вы же мне сами сказали.

Грыжев.Это другое. Вам, это всё равно, что себе. А так… тссс! (подносит палец к Людиным губам, она уворачивается и бьёт его по руке) . Да что ты! Дикая такая!

Люда.Я не привыкла.

Грыжев (ласково). Девочка…

Люда (не поняла). Да, не девочка, а вот дикая! Я к доброму не приучена. Я сама привыкла быть доброй, без чужого добра, без ответного. Очень хороший музей! Спасибо! Отличная выйдет заметка! Небольшая только! Но отличная! Маленькая такая заметочка! Я пойду, а Вы, Грыжев… не забудьте на место убрать чайник. Экспонат всё-таки! (убегает)

Грыжев

Зояс Бабушкойсидят на табуретах и очень медленно катают голыми ступнями клубок ниток от одной к другой.

Зоя.Двенадцать!

Бабушка.Тринадцать!

Зоя.Нет!

Бабушка.Тьфу ты! Двенадцать… Одиннадцать!

Зоя.Молодец! Десять!

Бабушка.…Я не знаю.

Зоя.Думай.

Бабушка.Десять.

Зоя.Было! Дальше! Ну? В обратную же сторону! Если по порядку так мозг не тренируется. Мне Геннадий Петрович сказал: Зоя, считать надо только в обратную сторону, только тогда мозг у тебя, у пожилого человека тренируется.

Бабушка.Это какой еще Геннадий Петрович?

Зоя.Малахов. Из телевизора. Мы с ним дружим. Правда, только через телевизор, но зато стабильно. Никогда не ссоримся. Интересный мужчина. Правда?

Бабушка.Да так себе. На Семёна твоего похож чем-то…

Зоя.Да тьфу на тебя! Сенька кислогубый был, а Геннадий Петрович такой импозантный, при костюме, в самом соку. Отвлеклись. Давай. Я говорю, значит, девять.

Бабушка.Десять. А долго мы так считать будем?

Зоя.Каждую неделю по десять прибавлять. На этой неделе от двадцати. На следующей – от тридцати. Пока до тысячи не дойдем.

Бабушка.Как-то долго. Только раз в неделю добавлять, может каждый день?

Зоя.Нет, он сказал, что так будет цель и стимул жить. Есть же смысл – надо дойти до тысячи.

Бабушка.Так я и сейчас могу до тысячи.