Марина Марченко - Вера в себя

Мне снилось, как я гуляю с Лолой в парке неподалеку от дома. Мы часто туда приходили, когда она была совсем маленькой, лежала еще в коляске. И вот сейчас мы собираем опавшие с деревьев листья, пожелтевшие от прихода осени. Мы веселимся с ней, падая на сугробы, аккуратно собранные дворниками. Рядом на скамейке сидит Вадик и смеется над нами. Мы радуемся жизни, на душе тепло и в то же время печально. Я не могу понять от чего моя грусть, ведь все так прекрасно. Солнышко ярко светит, и Лола смотрит на меня своими широкими веселыми глазами, а у меня на душе кошки скребут. Я как будто чувствую приближение беды. И через несколько минут на небе начинают появляться серые тучи, они быстро заполняют все пространство неба, становится темно и пасмурно. Вадим предлагает уходить, но нас останавливает ветер, который сорвался словно с цепи. Вокруг меня начинают кружиться листья, образовывая вихрь. Я смотрю на Вадима, и по движению губ понимаю, что он что-то говорит мне, но я ничего не слышу, и только проклятый ветер шумит в моих ушах. Вскоре я падаю на землю, тучи уходят и снова появляется солнце, ко мне подбегает Лола и кричит:

– Мама, проснись, мама!

В холодном поту я открыла глаза и увидела перед собой мою доченьку. Сон, это был всего лишь сон…

– Мама! – Лола смотрела на меня такими до боли родными глазами. – Мама… – сказала она уже тихо, словно в подтверждение тому, что я ее мама. Она все смотрела на меня, как будто не верила, что это я, а затем резко обняла. Я почувствовала прилив сильной боли, прошедшей по всему телу.

Вадим тут же забрал Лолу от меня.

– Мама! – кричала она, а меня как будто током ударило, пронзающая боль парализовала мою речь, даже шепотом я не могла ничего сказать. В палату забежали врачи, они начали что-то колоть мне в вену. Боль понемногу начала уходить, ко мне вернулась речь, но я снова почувствовала сонливость.

– Лола, – проговорила я шепотом. – Лолочка моя. – я не смогла сдержать слезы. Я бы сейчас все на свете отдала, чтоб хотя бы дотронуться до нее.

– Мама…

Мы обе плакали, смотря друг другу в глаза. Я никогда в жизни не забуду этого тяжелого момента.

– Я люблю тебя, мама – сказала она, – ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Мама…

А я рыдала так, на сколько позволял мой организм.

– Лола. И я тебя люблю. – я начала успокаиваться, своими рыданиями я довела ребенка до истерического плача. – Лола, теперь все будет хорошо, я обещаю тебе.

Лола всхлипывая, спросила:

– И ты больше не будешь спать?

Мое сердце, казалось, сейчас разорвется от душевной боли. Это было невыносимо. Но я сдерживала себя, чтоб вновь не заплакать.

– Только ночью, а днем я буду ждать тебя. Ты же будешь ко мне приходить? – я попыталась даже улыбнуться.

– Конечно буду! – Лола немного приободрилась. Вадим стоял за ней и наблюдал за нашим разговором. Врачи вышли из палаты, но один остался, видимо на всякий случай. Он поинтересовался моим самочувствием.

– Все в порядке, спасибо, – произнесла я и снова глянула на дочку.

– Родная, расскажи, как твои дела? Чем ты занималась все это время?

Она смотрела на меня грустными глазами.

– Мама, я ждала, когда ты проснешься, но ты все спала и спала. Папа говорил, что ты должна проснуться. Так и получилось, – она улыбнулась. – Я так скучала по тебе!

– И я по тебе соскучилась, – я тоже ей улыбнулась, – не плач, моя хорошая. Как только я поправлюсь, то приеду домой, и мы устроим пир на весь мир. Согласна?

Она заулыбалась еще больше.

– Да! А когда ты приедешь домой?

Я глянула на Вадима, его глаза излучали тревогу и горесть, он медленно опустил их на пол.

– Надеюсь, что скоро, – все, что смогла я ответить.

Врач, стоявший неподалеку от моей кровати, проговорил:

– Мы вкололи вам сильное обезболивающее, так что сейчас вам лучше отдохнуть.

– Да, – ответила я. Я не могла справиться с той сонливостью, которая, казалось, не хотела покидать меня и все никак не давала мне нормально пообщаться с семьей. Я снова уснула.

Проснулась я ночью, это я определила по окнам, на улице было темно. Вадим сидел на стуле, голова его лежала на руке, опираясь о стол, он тихо спал.

– Вадим, – прошептала я. – Вадим.

Он как будто ждал, что я позову его. Он резко встал, взглянул на меня, подошел ближе и взял за руку.

– Да, родная. Ты проснулась? – с трепетом в голосе спросил он.

Я кивнула и улыбнулась ему.

– Я много сплю.

– Все в порядке. Это нормально. Твои силы восстанавливаются, так должно быть.

– А где Лола сейчас? – спросила я.

– Все пять месяцев она жила у мамы. Я же находился здесь. – объяснил мне муж.

– А как твоя работа? – удивилась я.

– Я взял длительный отпуск по семейный обстоятельствам. Меня поддержало начальство. Отпуск неоплачиваемый, но фактически я числюсь в сотрудниках нашего агентства.

– И за что мы теперь будем жить? – растерянно спросила я.

– Пока я использую наши накопления. Не переживай, теперь мы выкрутимся.

Я опустила глаза, мой взгляд упал на руки.

– Вадим, скажи мне сейчас, почему я не чувствую ни рук, ни какой-либо другой части своего тела?

Вадим выдохнул и с сожалением посмотрел на меня.

– Ты точно готова услышать всю правду? – спросил он.

– Да, – твердо ответила я, – я знаю, что будет нелегко, но я должна знать.

Он сделал небольшую паузу, пронзительно смотря мне в глаза и потирая мою руку.

– Вероника, – начал он, – в ту злополучную ночь, когда машина переворачивалась на дороге, ты получила тяжелейшую травму позвоночника. У тебя началась ишемия, кислород перестал поступать в мозг, что и привело к коме. Врачи поставили диагноз – сдавление спинного мозга. – Вадим остановился и ждал моей реакции.

– Я не понимаю, к чему это может привести. Это лечится? Как долго? – я задавала вопросы один за другим, чтоб понять, чего мне ждать от жизни теперь.

Вадим снова выдохнул и прежде, чем объяснить мне, он вытер накатившую на щеку слезу.

– Ника, родная моя, любимая. Мне так сложно говорить тебе все это. – мне было жалко его, но себя еще больше. Неужели все так плохо?

– Вадим, продолжай, пожалуйста.

Он сделал глубокий вдох, и продолжил:

– Сдавление спинного мозга приводит к гибели нервных проводников. В процессе развития этой болезни чувство слабости и болезненные ощущения перерастают в паралич и полную утрату восприимчивости конечностей. – он снова остановился и немного погодя закончил: Вот почему ты не чувствуешь прикосновений. Сильная боль парализует все ощущения. Ты не можешь двигаться, у тебя остались только начальные человеческие рефлексы – дыхание, глотание, движение век, губ и языка.

Я смотрела на него и понимала, что это конец. Конец всему! Даже не знаю, сколько времени я просто смотрела Вадиму в глаза, пытаясь найти в них хоть каплю надежды. Но все безрезультатно, врачи сделали такой вывод не просто так. Я теперь ИНВАЛИД!