Станислав Шуляк - Русское народное порно

20

– А я тут придумал! – звонко сказал Васенька Кладезев. – Давайте мы кино про изнасилование снимем! Многие такое кино любят! Мне и самому оно нравится. Только – чур! – я буду первым насильником! Ну, там между делом! – отчего-то вдруг стушевался он. – Когда свободное время будет. Если это не противоречит никаким планам…

Все посмотрели на меня.

– Ну… планам не противоречит, – с расстановкой ответствовал я, – в планах оно у нас даже стоит. Пожалуй, можем завтра и попробовать.

– А сегодня?

– Сегодня у нас день тяжёлый: будем продолжать учиться нашему ремеслу. Сегодня у нас в планах Гулечка, её мы пока обошли, сегодня у нас в планах девственница… И остальные наши, вышеперечисленные юницы.

– И меня тоже обошли, – встряла Танечка Окунцова.

– И тебя обошли, – вздохнул я. – Сегодня сниматься будем долго, надо бы днём пообедать, отдохнуть самую малость.

– А есть продукты какие-нибудь, Савва Иванович? – вызвалась Гулькей. – Я могу сварить что-то, я умею.

– Конечно, есть, милая. В погребе, да здесь, на веранде в холодильнике, – откликнулся я. – И сегодня у нас в планах вчерашнее кино.

– Кино? – заголосили все. – Уже есть? Мы его посмотрим?

– Посмотрим, – согласился я.

– Сейчас?

– А почему не сейчас! В зале всё готовое стоит.

Мы отправились на просмотр. На тайное наше лицезрительство .

– А я девчатам… юницам, – поправился Вася, – говорю, чтоб они раздевались, ну, как вчера… а они непонятно, отчего тянут.

И стянул с себя последнее, что на нём оставалось, – черные плавки с рельефным серым драконом. Юницы тут же сызнова целенаправленно воззрились на него. Заметно было, что открывшееся взорам волновало их.

– Нам раздеваться? – спросила Сашенька.

– Ну, а отчего же нет, ежели вам нравится, – сказал я. – Ну, а я за вами, за красивыми моими, буду во всём следовать. Буду к вам во всём приноравливаться.

– А я вот хотела спросить, – сказала моя обезьянка, – юношам можно к нам приставать вне съемочного процесса? Они ведь так только попусту тратят себя!.. А они не железные.

– Юношей у нас мало, – подумавши, ответствовал я. – Потому-то они должны жить в атмосфере общей любви. И потому вы, красивые мои, будьте уж снисходительны к некоторым их шалостям.

– Поняла? – сказал Васенька. – Общей любви!

И ухватил юницу за попу.

– А нам ведь тоже любовь нужна, – тихо сказала Гулечка.

– Мы работаем над этим, – так же тихо отвечал ей я.

Юницы, юноши… все уж они понемногу осваивали гуттаперчевые правила и тонконогие навыки моего кургузого языка.

21

Васенька разошёлся. Я ему в том не препятствовал. Он ощущал себя в центре внимания.

В зале на столе стоял включённый книжка-компьютер; только клавишу нажать, и пойдёт демонстрация. Юницы, понемногу освобождаясь от одежд, рассаживались на скамьи. Васенька надумал помогать им раздеваться. Заботливый такой! Заодно он щипал их и совал руки в такие места, куда совать их пока было преждевременно. Юницы ответно шлёпали Васеньку, отталкивали его руки, от мартышечки он даже схлопотал по физиономии. Впрочем, попыток своих не прекратил.

Наконец, все разоблачились. Васенька сел рядом с Тамарой, оглаживая её бедро. Чему та особенно и не препятствовала. Алёшенька устроился на полу, затылок его прижимался к коленкам сидящей сзади Олечки. Так он ухаживал за ней. Этакий любовный минимализм. Этакая чувственная инфузория.

Олечка же… ей бы погладить по голове будущего своего партнёра, приободрить того, помыслил я, но она по неискушённости стеснялась такого органического рукодействия.

Я нажал клавишу. Экран засветился. Мелькнули короткие титры.

– Вау! – крикнул юный Кладезев. – Это же я! Я теперь – суперзвезда!

Мартышечка моя приголубила его щелбаном по темени. Чтоб не мешал лицезреть.

Сначала мы посмотрели один фильм, с Кладезевым и Тамарой. Потом другой, с Алёшей Песниковым и Сашенькой Бийской.

По окончании я отметил некоторую озадаченность на лицах зрителей.

– Ну, что, для первого раза неплохо, по-моему! – неуверенно сказала Тамара.

– А я теперь свои ошибки увидел, – сказал Алёша. – Я двигаюсь пока не очень. Савва Иванович говорил, но я не понимал. А теперь сам всё увидел. Надо нам больше заниматься пластикой.

Я неприметно кивнул.

– А я всё равно – суперзвезда! – сказал Васенька.

– Я тоже, – сказала Сашенька Бийская.

– Ты тоже, – снисходительно согласился юноша.

– Савва Иванович, так что, это никуда не пойдёт? Первый блин? – спросила Тамара.

– Почему первый блин, хорошая моя? – сказал я. – В этом кино самые разные жанры востребованы. Пойдёт, конечно! Ну а вы все просто… молодцы! Таланты!

– А правда, у меня спина красивая и зад красивый? – спросил озабоченно Васенька.

– Правда, – ответствовал я.

– Вот! – сказал он.

– Васька, не хвались сам, жди, когда тебя другие похвалят! – укорила его Тамарочка.

– От вас, небось, дождёшься! – огрызнулся тот.

– Тогда терпи – живи без похвалы!

– Вот ещё! От этого развиваются комплексы!

– А вы всё равно перед съёмкой рассказывайте больше, – попросил Алёша. – Я буду стараться понимать.

22

Мартышечку свою я с лёгким сердцем отдал Васеньке. Слишком опытной её, конечно, не назовёшь, но при всём при том есть в ней некоторая девическая двужильность, видел я. Она не из тех, кто вздыхает и томится (когда вожделеет, когда хочет), кто ждёт принца или уж, пожалуй, у моря погоду, но совсем даже напротив: в такие минуты выходит из дому – в любую погоду или непогоду – ищет на улице, в клубе, на танцах особь противуположного пола, находит и берёт. Причём берёт всё до последнего стона или вздоха. До последней капли. Это маленькая хозяйка своей судьбы. Со временем характерец её прочертится жёстче и определённей, когда-нибудь она станет начальницей средней руки, подумал я. И начальницей не весьма мягкотелой.

Таковы мои предположения.

Во время съёмок соития Васеньки с Гулечкой случился казус. Вернее… повторился. Или почти повторился.

Прелюдия вышла вполне сносной (Васенька тоже кое-чему успел научиться), юноша красиво раздел свою маленькую партнёршу, целуя и оглаживая её. И в эту самую секунду Гулькей задрожала, тело её содрогнулось, будто от электрического разряда, и она поспешно стащила с Васеньки плавки. Мне даже почудилось, что у неё начинается какой-то припадок.

Она повалила Васеньку на постель на спину, наползла на него, крепко ухватила его за уд и, буквально, запихала его в себя. Васенька смотрел на обезьянку с испугом, та же не смотрела на него вовсе. Сидя сверху, она вдруг яростно запрыгала, заскакала на юношеском уде, движения эти были мощными, преувеличенными, безудержными, Гулька, кажется, вовсе не осознавала происходящего. Васенька столкнул, спихнул юницу с себя – наверное, ему было даже больно – попытался взобраться сверху, но едва он снова вошёл в тесную сокровенную Гулечкину расщелинку, партнёрша его перехватила инициативу: тело её раскачивалось, устремлялось ему навстречу столь стремительно, что он пугался этого напора, терялся от него. Все безволосое мускулистое его тело покрылось потом, он хотел высвободиться, Гулечка же вцепилась в него изо всех сил, выпустив когти, подобно разъярённой кошке. Васенька всё же вырвался, высвободился, и тут густая струя семени выплеснулась у него на Гулькин живот.