Николай Герасимов - Рыцарь зеркального отражения

– Ты очень худой, – сказал я, улыбаясь.

– На себя посмотри, – не отвлекая своего взгляда от кастрюли, произнес он.

Мне казалось, что вся его фигура – это сложная сочетание каких-то металлических трубок. Нет, внешне он был вполне нормальным человеком. Но только когда не двигался. Движения были очень странными. Поворот головы влево, медленное, но уверенное вслед за головой движения корпуса, ноги, не отрываясь от поверхности пола, поворачивались за остальными частями конструкции. Это было поразительно.

– Ты как-то странно двигаешься, – с восхищенным любопытством сказал я.

– Нормально, – легким кивком ответил Максим. – Нормально я двигаюсь. А тебе надо поесть.

Румянец стал заливать мои щеки. «Когда тебя кто-то кормил в последний раз?» – риторический вопрос возник в моей голове, как грохот молнии. Я чуть улыбнулся от нелепости происходящего. Как будто речь шла о чем-то очень важном. Как будто это что-то значит. Как будто мир перевернулся.

– Не знаю, что и сказать, но есть это можно, – столовой ложкой Максим пытался накладывать мне на тарелку пельмени. – Знаешь, это вполне доступно, сытно и…

– А я люблю пельмени, – с улыбкой ответил я.

– Ну… – Максим немного смутился, но тотчас, же сделал вид, как будто выполняет свой гражданский долг. – Ешь.

***

– Кажется, он просто не понимает, что происходит.

– Разумеется! А ты думал, что он может быть другим?

– Каким другим?! – ответил раздражённым голосом Максим.

– Успокойся, невротик, – смеясь, произнесла Полина. – Он очень устал, не видишь? Он даже нас с тобой не замечает.

Я действительно почти не замечал их. Я ел пельмени. Всё моё естество было сопряжено с чувством голода. Пельмени мне казались какими-то необыкновенно вкусными. Особенно мне нравился процесс раскусывания лакомства. Зуб разрывает мягкую оболочку блюда, проникает в начинку, и вот уже целая палитра вкуса растекается по нёбу и поверхности языка в радужных красках радости. Слюна стекает по пищеводу, подобно воде с горного склона. Я был весь одурманен запахом чеснока и пряностей. Звериное чувство противно тонкостям гастрономических изысков. Впрочем, о каких изысках идёт речь?! Это же просто пельмени! Эта мысль меня немного отрезвила, и я смог следить за диалогом Полины и Макса.

– Меня смущает не то, что он толком не сказал, чем занимался в институте, а то, что в этой истории фигурирует какой-то человек, о котором он внятно ничего не смог рассказать. Это был набор каких-то…

– Междометий, – продолжил Максим.

– Всё ты знаешь! Конечно!

– Успокойся. Пока мы имеем дело с загадочным набором разрозненных историй. То, что ты рассказала – ценно.

– Юморист, – скептично произнесла Полина.

– Правда, ценно.

– Что ценного?! Да, он учился в институте, долго учился, два раза восстанавливался, а потом бросил. Чем там занимался – неясно, это ещё ладно… Потом влез в долги – это тоже понятно. С этим мы можем разобраться. А почему я подобрала с улицы его в таком состоянии? Вот что интересно. Когда мы шли к дому, он нёс какую-то нечленораздельную муть про какого-то человека, видимо, своего друга. Я понимаю, я всяких людей видела. Некоторые любят про девушку, другие про родственников, а чтобы про… друга. Странно.

– Что странного?

– То, что он бредил про своего друга, не будучи пьяным или под дурью.

– Я думаю, что, учитывая катастрофические отсутствие жилищных помещений…

– Опять ты за своё… Занудил. Ла-ла-ла

– Другими словами, люди, живущие на улице, и не такое говорят.

– Этот жил не на улице. Точно не на улице.

– А где?

– Не знаю, но точно не там, – Полина вздохнула, – у него нет струпьев на коже. Сейчас они у всех, кто живёт на улице.

– Наблюдательная.

– Да, я считаю, что вполне себе занимаюсь делом, в отличие от тебя. Но сейчас не об этом. Меня волнует этот его друг.

– Друг?

– Скорее всего, – ещё раз вздохнув, произнесла Полина. – Может, и не просто друг.

– Или даже совсем не друг, а враг, – ответил Максим.

– Нет, точно не враг. Слишком уж восторженным у него был голос.

– Знаешь, Наполеон тоже восторженно говорил о своих противниках…

– Он похож на Наполеона? Да ты посмотри на него! Голодный, замёрзший…

– Ладно, хватит об этом. Пока ясно одно, скорее всего, он может нам пригодится.

– Руки. Помни о руках!

– Это только гипотеза.

– Какая ещё гипотеза!! Я целую ночь провела с ним, это выше всякой гипотезы!

***

Я закончил приём пищи и резко развернулся в сторону своих новых знакомых. Их глаза немного округлились, когда я им улыбнулся. Они молчали. Меня слегка развеселила их реакция. Будто бы напугал их чем-то. Странное дело, пугаться меня? Меня, как было уже правильно подмечено, подобранного с улицы. Как бомжа иди дворнягу. В то мгновение я поймал взглядом то, как яркий свет солнца ложился на мои ладони. Я смотрел на свои руки. Они были такими яркими, я никогда не видел своих рук в таком ярком освещении. Узор жизни, линия судьбы – всё это было неважно. Главное, что я радовался свету. Радовался, как никогда раньше. Всё вокруг было прекрасно. Мои спутники были прекраснее всего. Я смотрел на Полину. Она была другой. В тот день она была совсем-совсем другой. Это было, как перерождение. Длинные до плеч чёрные волосы, карие глаза, удивительное лицо, выдающее в ней пыл авантюристки. Под синим халатом, который был на ней, проступал стройный силуэт её фигуры. Она была настолько прекрасна, что желание сделать ей комплимент вступило в конфликт с неизбежным принятием того, что я просто не смогу передать в словах хотя бы часть её красоты. Смуглая кожа на её стройных ногах, изгибы упругого тела, – это было выше моих фантазий. Когда она стала поправлять халат, я заметил, что внизу живота у неё была небольшая татуировка, фраза на французском «Propriete, – c’est le vol» 1 1 Собственность – это кража. . Она смущённо улыбалась. На мгновение она прищурила глаза, будто бы заподозрила, что я замыслил что-то неладное. Затем сложила руки на груди, глубоко вздохнула и сделала шаг в мою сторону. В её глазах отражались мои руки. С непонятным мне восхищением она разомкнула губы и провела кончиком языка по верхней губе. Я в растерянности положил руки на колени и опустил глаза. Полина нервно дышала. Она молча взяла мою руку и прижала к своей щеке. Мне хотелось, чтобы она тоже радовалась солнцу

– Солнце, – произнёс я.

– Да, – ответила она. – Солнце в твоих руках солнце. Наше солнце.

Я поднял глаза и увидел, как Полина смущённо улыбается мне. Не отрывая глаз от меня, она сделала какой-то странный жест рукой в сторону Максима. В то мгновение он стоял, прислонившись к дверце холодильника. Полина повторила свой таинственный жест, и Максим также приблизился ко мне. Он сел рядом со мной на корточки и стал внимательно рассматривать запястья моих рук. В его движениях отсутствовала та грация, которой была наделена Полина. Движения головы были очень резкими. Так делают птицы. Весной, я помню, меня всегда удивляло, насколько движения птиц похожи на гармонию механизма. Глаза Максима пытались на чем-то сконцентрироваться. Он явно был чем-то озадачен. Его светлое лицо, длинные пряди русых волос, длинный нос и тонкие губы – все как будто застыло в каком-то напряжении. Лоб нахмурился, рот слегка приоткрыт. Яркое солнце по-прежнему освещало кухню. Все было каким-то однотонным, но очень-очень ярким.