Антон Лемесев - Повести о взрослении

Но тут соседская девушка намекнула на десерт, и вскоре мы уже вовсю хлебали чай. Папа предложил сделать прогноз на будущее. Сосед предположил, что финансовый кризис обойдет Россию стороной, а партия власти останется у власти. Отец и тут отличился. Его понесло. Он начал громко говорить, что вновь урежут зарплаты бюджетникам и поднимут цены на продукты первой необходимости. Тогда сосед достал хлеб, соль, спички и разложил все это на столе. А потом сказал, что вот они – продукты первой необходимости. Что по сути это очень простые вещи, и остаться без них было бы просто нелепо. В случае чего он даже обещал помочь. Отец унялся. Мама косо на него посматривала. Я понял, что ситуация застопорилась. Но тут на помощь снова пришла соседская девушка. Она сказала, что пойдет к себе в комнату, и невзначай предложила мне к ней присоединиться.

Я впервые был в комнате девушки. Раньше мне всегда казалось, что это что-то нереальное. Но в комнате моей соседки оказалось вполне привычно. Я оценил цветовое соотношение интерьера, компактную мебель и постер с Ларисой Мондрус. Я и не думал, что кто-то до сих пор ее слушает. Но тут девушка скорчила такую физиономию, что я перестал сомневаться.

У нее на стене висела старая карта мира. На ней еще были ФРГ и ГДР. Соседка упомянула своего деда, который служил в ГДР. Он описывал ей Бранденбург пятидесятых. В нем тогда было полторы тысячи проституток и две тысячи эссесовцев. Моя соседка рассмеялась. Во время смеха у нее на щеках образуются ямочки. А я, когда смеюсь, то чувствую себя глупым.

Мы сидели на кровати и обменивались информацией, какой обычно делятся незнакомые люди при первой встрече. Моя соседка расспрашивала меня насчет старой квартиры. Но я не очень хотел рассказывать о том, что уже позади. На кухне все еще болтали наши родители. За окном шумела автомобильная сигнализация. Все происходило как-то само по себе. Время текло в разных плоскостях. Я сказал об этом вслух.

– Хватит умничать, – сказала соседка.

Эта фраза меня приободрила. Иногда меня «не в ту степь заносит», как выражается моя бабушка.

Поговорка понравилась моей соседке. Я решил еще чем-нибудь таким выделиться и прочитал ей стихотворение Маяковского. Оказалось, что ей не нравятся футуристы. Она больше ценит символистов. Соседка называет их «изящными» и вспоминает строки из Северянина.

Вскоре ужин закончился. Я не хотел расставаться с соседкой.

На прощание каждый друг другу что-нибудь пожелал. Отец сказал соседу, что они еще как-нибудь обсудят экономику России, мама попросила переписать у соседки «тот чудесный» рецепт песочного печения. А я тем временем долго соображал, как бы распрощаться со своей новой подругой так, чтобы потом поскорее увидеться вновь.

– Надо будет разобраться в перспективности нашего района, – сказал я в итоге.

Она поняла намек.

Раньше я думал, что мечта – это что-то недостижимое. Вроде как полет на Луну или выигрыш в многомиллионной лотерее. Я воображал себе что-то заоблачное, а потом ощущал себя слишком слабым для достижения подобных высот фантазии. Но потом мне стало ясно, что мечта состоит из множества целей.

Когда-то я решил стать писателем. Тогда это была самая настоящая мечта: идеалистичная и подпорченная сомнениями. Я пробовал писать на очень многие темы. Вот некоторые из них:

– любовь

– смерть

– одиночество

– отчаяние

– насилие

– недостижимость идеала

Я размышлял над вопросами:

– как человеку добиться счастья?

– как доказать всем, что ты чего-то стоишь?

– как быть самим собой?

– почему в жизни все так непросто?

– почему так важно быть с кем-то?

Начинал я, конечно же, со стихотворений. Я рифмовал все подряд и находил это занятие весьма легким. Один раз я начитался какого-то поэта и поставил себе план: по стихотворению в день.

Тогда я еще не обладал чувством самоиронии и считал свое творчество чрезвычайно трагичным.

Вот пример моей тогдашней поэзии:

Потом на меня что-то нашло, и я избавился от тетрадей со своими стихами. Я рвал тетради одну за другой, складывая обрывки в мусорный мешок. В тот момент я чувствовал себя очень свободно. Я избавлялся от самой настоящей обузы.

Потом я решил писать только прозу. Мне показалось, что я смогу избавиться от надуманной романтики, прекратив рифмовать «страх» и «прах». Перед этим я прочитал книгу Кинга «Как писать книги». В ней автор давал много всяких советов и рассказывал про то, какой он сейчас успешный. Я не брал в расчет местные реалии и следовал совету Кинга, набирая по две страницы печатного текста в день. Из-под моих рук выходили рассказы, повести и эссе. Мне казалось, что я гений. Тем временем мою гениальность мало кто замечал. Из издательств не отвечали, школьный учитель по литературе лишь кратко резюмировал мою писанину и каждый раз приговаривал:

– Главное, не забрасывай.

Я следовал этому совету и писал как помешанный. Родители считали, что у них растет необычный ребенок.

Я планировал написать роман. У меня даже была специальная папка, куда я собирал заготовки для книги. Еще я вел десяток txt-файлов с заметками. Я распечатывал каждую страницу и скрупулезно правил текст. Мне хотелось достигнуть совершенства.

В один момент развитие сюжета остановилось. Перечитав написанное, я пришел в отчаяние: то было сплошной ложью. И я решил заморозить проект.

По совету Кинга я пробовал посылать рассказы в литературные журналы. Не отвечали.

Я пробовал продавать рассказы в школе. Из-за этого меня вызвали к директрисе. Та подозревала меня в распространении подрывной литературы. Впрочем, один мой рассказ на военную тематику пришелся директрисе по нраву. Там еще писалось:

« Сырая земля под ногами и серые облака над головой. Повсюду слякоть и лужи. На душе тяжело и тоскливо, и так же искорежен мой разум, как черные уродливые ветви голого осеннего леса. Осень, вот что такое осень, не та прекрасная пушкинская, а суровая и грязная, как и есть в жизни».

Рассказ «Друзья» выставили на городской конкурс рассказов на тему Великой отечественной войны. Я занял третье место. Один из членов жюри – полный мужчина с бородой – спросил меня, воевал ли кто-то из моих родственников. Я рассказал про погибшего прадеда. Член жюри уточнил, не рассказывал ли мне кто-нибудь фронтовые истории. Я ответил: «Нет». Разве что только дед про свое голодное военное детство. Дед клянется, что ни за что не желает никому пережить подобное. Он рад, что мое детство прошло без голода и бомбежек. Говорит, что цель моей молодости состоит совсем в другом. А бабушка только и рада подлить мне чай да подсунуть горячую плюшку вприкуску.

Читать дальше