Максим Владимирович - Последний кабальеро

Старик, улыбаясь чему-то, тяжело уселся в старое кресло, подозрительно заскрипевшее под его весом. Методио заботливо помог, сам кряхтя от боли в спине, подсунув под ноги хозяина обшарпанный табурет, на котором давно сидел кто-то из детей. Может даже сам дон Хуан.

– Что же ты стоишь, Методио? Садись, вот сюда. Ты мой единственный друг в этих старых стенах.

«Вакеро» послушно сел, на пошарпанное кресло, некогда бывший гордостью владельцев «Гранд террано донасьон», как в прошлом звали это величественное строение и окружавшие его земли. Теперь его зовут просто – дом дона Хуана, поместье дона Хуана, замок дона Хуана. Для всех ныне живущих он стал чем-то вроде старой колокольни церкви Сан-Кристобаль, которая казалось, стоит тут от начала времён, и будет стоять до самого конца времён. Ровесник века, постанывая, почесал свою коленку, прикрытую старыми рейтузами, затем обратил полуслепой взгляд на своего слугу.

– Ты помнишь, в городе на холме, где расстреляли во время Реставрации губернатора, была церковь, в честь святого Игнасио? Будь любезен, сходи, поставь свечи за душу моего маленького Начо, и закажи мессу. Деньги возьми у Сабины. По пути зайди к Федерико, купи два револьвера и патронов, штук по сто на каждый. Сколько это теперь стоит, Методио?

– Я давно не был там, дон Хуан. Церковь та наверняка ещё стоит, куда же ей деться? Но может я пойду в нашу, в Сан-Кристобаль? Отец Мигель не хуже городского отслужит мессу.

– Нет, ты пойди именно туда! И именно там закажи мессу! Это мой приказ!

– Как скажете, господин. А револьвер сейчас не купить просто так, ни в городе, ни у нас. После того, как ваш внук Фидель перестрелял тех поганцев. Сам генерал-капитан де Соуза наложил запрет на свободную продажу оружия! Я слышал, как молодые ругались об этом ещё вчера, когда спускался к отцу Мигелю. Пришлые-то все вооружены, а нам чем от них отбиваться, гневаются люди, говорят при старом доне Эрнане, вашем племяннике, такого не могло произойти.

– Да, Эрнан был суровым человеком, но справедливым. При нём эти пришлые наглецы и выскочки не смогли бы прибрать наши земли! Эх, зачем он пошёл на ту дуэль…. Какая разница, что там болтают про него и про донну Генриетту Баррирас, урождённую Кастель-де-Равель.

– Но мой господин, ведь дон Хавьер не мог просто терпеть их отношения! Я ведь помню, что даже простые пеоны и простые горожане открыто потешались над старым прокурором, отдавшим не только своё место, но и жену вашему племяннику.

– И это верно, мой друг. Если бы Эрнан послушался мою матушку, и взял в жёны Изабеллу, то скольких проблем можно было бы избежать. Но он был весь в одном порыве, для него не существовало полумер и общей морали. Он жил как рыцарь из старинных баллад. Как Идальго из Санто-Пиньо. Хм, дай, вспомню, вот ведь память стала. Кажется так.

– Не знаю, господин. Я не грамотный. Но только люди говорили тогда, что дон Хавьер предложил развод, чтобы не доводить дело до трагического конца. Но именно донна Генриетта отказалась.

– Да, отказалась. А Эрнан вызвал старика на дуэль. И погиб. Для чего он пошёл на такой поступок?

– Я не знаю, что творится у знатных донов в головах, зато знаю, что если конь не слушается хозяина, то его стоит и кнутом поучить. Так же и бабой, даже если она донна. Проучи дон Хавьер свою жену, а потом притащи её к епископу Лоренцо, чтобы расторгнуть брак и не было бы….

– Возможно и так, если думать только о соблюдении некоей общей норме поведения. Нов том то и дело, что Эрнан не был обыкновенным. Он был лучшим из нас, последних настоящих кабальеро.

– И погиб совсем глупо, просто из-за бабы. А она даже их сына не оставила себе! Его сына! Человека, который погиб из-за любви к ней! Отправила малютку к своему брату, дону Фальконе. Ладно, я человек простой, и мне такие вещи не понять, дон Хуан. Но что я думаю, если бы ваш племянник был умнее, то не стал бы возиться с чужой женой. Это и против законов, государственных и церковных, говорил отец Мигель. Если бы его не убили, а он убил бы обманутого мужа, то его судили бы, как преступника и опозорившего честь мундира. Меньше чем отставкой и трёхлетним тюремным сроком дон Эрнан не отделался бы, хоть как суди. Таковы законы, и я полагаю не самые они плохие. Ведь если я к примеру уведу жену у кузнеца, это я просто для сравнения говорю, а он меня убьёт, то население потеряет сразу двух, а то и трёх человек. Меня, я буду мёртвым, кузнеца отправят в тюрьму, или на каторгу, а его жена или повеситься, или сбежит от позора, куда глаза глядят. Нет, думайте, что хотите, а по мне, всё это игра только, идальго эти, дуэли. Господские штучки! Простому человеку они совсем ни к чему!

Он так раззадорил себя своей речью, что и не заметил, как диалог плавно перешёл в монолог. Дон Хуан понурил голову и затих, уйдя в свои воспоминания. Методио тактично молчал, выжидая последующего разговора. Обычно старый хозяин так быстро не сдавался. А вот идея о приобретении оружия немного встревожила Методио. Нет, он уже знал, давно знал, что духи земли заждались его хозяина. Он встревожился тому, что даже такой почтенный человек вдруг озаботился обновлением своего арсенала. По правде сказать, револьверы в усадьбе были, оставшиеся от Игнасио, и пара купленных у беглых солдат винтовок, но их спрятала дура-кухарка, полагая, что пока опасности нет, нечего оружию быть на виду. Был бы Методио моложе, показал бы он ей, где место у кухарки! Не дело бабе прятать оружие от мужчины! Это нарушение всех законов, людских и божьих! Но пока он задумывал коварную месть строптивой Сабине, дон Хуан мирно уснул, привалившись к плечу старого конюха. Тот не сразу заметил, что хозяин спит, пуская слюну, словно младенец. Очнувшись, только когда одна капля упала на грубую загорелую кисть, сорвавшись с отвисшей губы дона Хуана. Методио осторожно освободился от слабого объятия старика, и устроил его, как мог, на кресле, подложив под голову старое, пропахшее пылью покрывало. Другим покрывалом, лежавшим на полу, с каким-то чудным орнаментом, изображавшим бегущих вслед за шестипалым змеем людей вокруг солнца, укрыл хозяина, словно ребёнка. Осторожно поднявшись, чтобы не разбудить старца, он подошёл к полке и взял старинный пистолет. Затем, на цыпочках, хотя это и было трудно для его больных ног, вышел обратно на улицу той же дорогой, что и пришёл ранее, следуя гневному повелению Сабины.