Уильям Йейтс - Звездный единорог. Пьесы

Джон Корбет. Вы имеете в виду злого духа?

Доктор Тренч. Поэт Блейк говорил, что не бывает плохого человека, в котором нельзя найти совсем ничего хорошего. Я же говорю о враждебном влиянии, из-за которого пришлось прервать последний сеанс. Не знаю, что уж там произошло, меня ведь не было на сеансах миссис Хендерсон. Вряд ли медиумы-сомнамбулы в состоянии удивить меня чем-то новеньким, и я сказал молодым людям, когда они попросили меня стать президентом, что предпочитаю сидеть дома и читать Сведенборга, который может дать мне куда больше любого сеанса.

Слышится стук.

Наверно, Корнелий Паттерсон. Старик думает, будто в другом мире тоже есть скаковые лошади и гончие, так мне говорили, и еще ему очень хочется знать, не вредит ли ему его точность. На несколько минут мисс Маккенна задержит его у себя. Он сообщает ей сведения, необходимые, чтоб играть на скачках.

Мисс Маккенна появляется в холле, впускает Корнелия Паттерсона и проводит его в свою комнату.

Джон Корбет (ходит по комнате). Чудесная комната для меблирашки.

Доктор Тренч. Еще пятьдесят лет назад это было частное владение. К тому же тогда тут был пригород, и на заднем дворе до сих пор осталась большая конюшня. А какие люди тут жили! Наверху родился Граттан; нет-нет, не Граттан, кажется, Курран... Забыл... Но мне наверняка известно, что в начале восемнадцатого столетия дом принадлежал друзьям Джонатана Свифта, нет, как будто Стеллы. Свифт подшучивал над ней в "Дневнике для Стеллы" из-за денег, правда небольших, которые она проигрывала в карты, возможно, в этой самой комнате. Ванесса появилась позже. А в то время это был загородный дом с парком и садом. Кто-то вырезал на окне стихи Стеллы... Не исключено, что она сама это сделала.

Слышится стук.

Вот тут они, но вам вряд ли удастся их разглядеть при таком освещении.

Они стоят возле окна. Корбет наклоняется, чтобы лучше видеть. Входят мисс Маккенна и Абрахам Джонсон и останавливаются возле двери.

Абрахам Джонсон. А где миссис Хендерсон?

Мисс Маккенна. Наверху. Она всегда отдыхает перед сеансом.

Абрахам Джонсон. Мне необходимо повидаться с ней до начала. Я знаю, что надо сделать, чтобы избавиться от помех.

Мисс Маккенна. Если вы подниметесь к ней, то сеанса не будет вовсе. Она говорит, что опасно даже думать, не то что беседовать об этом.

Абрахам Джонсон. Тогда я должен поговорить с президентом.

Мисс Маккенна. Давайте сначала мы с вами побеседуем в моей комнате. Миссис Хендерсон настаивает на абсолютной гармонии во время сеанса.

Абрахам Джонсон. Но что-то ведь нужно сделать, не то опять все, сорвется, как в прошлый раз.

Слышен стук в дверь.

Мисс Маккенна. Наверно, миссис Маллет. Она очень опытный спирит. Пойдемте в мою комнату, там уже собрались и Паттерсон, и остальные. (Она уводит его в свою комнату, потом вновь появляется в холле и впускает миссис Маллет.)

Джон Корбет. Мне эти строки известны. Они из стихотворения, которое Стелла написала ко дню рождения Свифта, когда ему исполнилось пятьдесят четыре года. До нас дошли всего три ее стихотворения, да еще несколько строчек, которые она прибавила к стихотворению Свифта, однако и этого достаточно, чтобы стало понятно: как поэт она интереснее Свифта. Когда я прочитал эти четыре строчки на окне, то сразу же вспомнил о поэтах семнадцатого века: скажем, Донна или Крэшоу. (Читает.)

Удивительно, как этот одинокий ученый, к тому же немолодой, умудрился влюбить в себя двух таких женщин! С Ванессой он встретился в Лондоне, когда его политическое влияние было особенно велико, и она последовала за ним в Дублин. Девять лет она любила его, может быть, и умерла от любви, а Стелла любила его всю свою жизнь.

Доктор Тренч. Мне приходилось показывать эти строки разным людям, но вы первый знаете, откуда они.

Джон Корбет. Я ведь учусь в Кембридже и как раз сейчас пишу работу о Свифте и Стелле, Надеюсь доказать, что во времена Свифта влияние интеллектуалов было самым сильным, да и такого прочного положения в обществе у них больше никогда не было; все, что есть сейчас замечательного в Ирландии и в нашем характере, пришло из того времени, но нам дольше, чем Англии, удалось это сохранить.

Доктор Тренч. Трагическая судьба, ведь Болингброк, Харли, Ормонд, все великие министры, которые были его друзьями, стали изгнанниками со сломленной душой.

Джон Корбет. Не думаю, что все можно объяснить таким образом. У его трагедии более глубокие корни. Известно, что его идеалом власти был римский сенат, а; идеалом личности - Брут и Катон, Казалось, история повторяется, но он провидел печальный: конец - демократия, Руссо, Французская революция. Поэтому-то ему стали ненавистны обыкновенные люди. "Ненавижу адвокатов, ненавижу докторов, - говорил он, - хотя люблю доктора такого-то и судью такого-то". Поэтому он написал своего "Гулливера", поэтому истощил свой разум, поэтому чувствовал saeva indignato {Крайнее возмущение (лат.).}, поэтому он спит теперь под камнем с самой потрясающей для всех времен эпитафией. Помните? По-английски она звучит еще лучше, чем на латыни: "Он ушел туда, где яростное возмущение больше не будет мучить его сердце".

Входит Абрахам Джонсон, за ним - миссис Маллет и Корнелий Паттерсрн.

Абрахам Джонсон. Что-то надо сделать, доктор Тренч, иначе злые силы и дальше будут мешать нашим сеансам. Мне стоит немалых усилий приезжать сюда каждую неделю. Я из Белфаста. По профессии проповедник и много времени провожу среди бедных и невежественных людей. Пением и проповедью мне удается кое-чего достичь, но не сомневаюсь, что я мог бы достичь большего. У меня есть надежда побеседовать с великим евангелистом Муди. Хочу попросить, чтобы он невидимым постоял рядом со мной, когда я буду петь или говорить, возложив мне на голову руки и передав мне часть своей силы, чтобы мой труд стал благословенным, как был благословен труд Муди и Сэнки.

Миссис Маллет. То, что мистер Джонсон говорит о враждебных силах, совершенно справедливо. Последние два сеанса совсем не получились. Мне бы хотелось открыть чайный магазин в Фолкстоуне. Вот я и последовала за миссис Хендерсон в Дублин, чтобы спросить совета у мужа, однако вмешались два каких-то духа и никому другому не дали вставить ни слова.

Доктор Тренч. На обоих сеансах они говорили об одном и том же, словно разыгрывали пьесу?

Миссис Маллет. Да... Они были похожи на персонажей из ужасной пьесы.

Доктор Тренч. Этого я и боялся.

Миссис Маллет. Десять лет назад мой муж утонул, но он постоянно разговаривает со мной через миссис Хендерсон, будто и не умирал вовсе. И всегда дает мне советы, без которых я как без рук.