Михаил Рощин - Галоши счастья

Хустен.Раз в неделю позволишь себе съесть жа­реного цыпленка, и что? Я старый заслуженный пенсио­нер, я сорок пять лет на трамвае, и что? Никто не хочет заниматься своим делом!

Учитель (ест). Позвольте, как – никто не хочет?

Нэф.Дядюшка Хустен, вы сидите ровно двенадцать минут, и ваш цыпленок почти готов.

Хустен.Мне лучше знать, сколько я сижу! Я жду целый час, и что?

Штоп (проходит, нервно). Нет людей, дядюшка Ху­стен, нет людей! (Марии.) Где Ганс, а? Где он?

Мария.А почему вы у меня спрашиваете?

Штоп уходит.

Хустен.Вот именно! Нет людей! В прежние вре­мена…

Учитель.Простите, в какие такие прежние?

Хустен.Ни в какие! Я сорок пять лет на трамвае, и что? Мария! Еще кружку!

Полицейский (Марии). Как сверкают сегодня твои глазки!

Мария.Ах, полицейские комплименты! (Несет пиво.)

Урсула (бормочет). Дело было в Копенгагене, на Восточной улице, недалеко от старой Королевской пло­щади…

Учитель.Нет, все-таки – в какие это прежние?

Мария.Дядюшка Хустен имел в виду совсем ста­ринные времена, еще те! Не правда ли, дядюшка Хустен?

Нэф.Королевские? (Фехтует шампуром.) Трам-бам! Трам!

Учитель.Я, слава богу, учитель истории и знаю все времена. Дату, дату!

Нэф.Дядюшка Хустен, а вы хотели бы стать коро­лем?

Хустен.Я хотел бы съесть своего цы-плен-ка!

Мария возвращается за стойку.

Полицейский.У тебя фигурка как у точеной статуэтки!

Мария.Полицейский, вы, кажется, оставили свой пост?

Полицейский.Там идет дождь, а здесь ходишь ты! (Хохочет.)

Учитель (Хустену). Итак, вы хотели бы стать ко­ролем?

Хустен.Кто?

Учитель.Вы. Каким именно королем?

Хустен.Я – королем?

Учитель.Разве вы не сказали, что хотите быть ко­ролем?

Хустен.Каким королем? Я сорок пять лет на трам­вае. Я рабочий человек.

Учитель.Вот я вас и спрашиваю: каким?

Урсула.Что вы к нему пристали? Хустен, скажи: трефовым.

Хустен (смеется). Во! Правильно! Трефовым!

Учитель.Вам не удастся отделаться шутками. Вы – монархист?

Хустен.Кто?

Учитель.Нельзя путать эпохи. Вся беда в том, что в новые времена просачиваются нравы и психология старых времен. Мы не имеем права. Молодежь. Воспитание. Чистота, чистота вида.

Хустен.И что?

Нэф (продолжая фехтовать). А я – я хотел бы быть Ричардом Львиное Сердце!.. Раз!.. А еще я хочу – невидимкой!

Полицейский (вдруг, пылко). Это я! Я! Я всегда хотел стать невидимкой! (Нэфу.) Слушай, а ты каким хочешь: чтобы только ты сам невидимкой или если, что-то возьмешь, то это тоже делается невидимым?

Нэф.Конечно, тоже!

Полицейский.Замечательно! (Еще горячее.) А летать? Невидимкой – и летать?

Нэф.О-о! И чтобы ни одна пуля не брала!

Полицейский.Да! Да! Ах, это роскошно!.. Мария, вы понимаете? Вы хотели бы стать невидимкой?

Мария (красуясь). Зачем же мне – невидимкой?

Нэф.Ее и так редко видно на работе!

Полицейский (пылко, ко всем). А вы?.. А вы?.. Это же необыкновенно! Невидимкой – и летать! А?

Урсула.Я-то летаю. Когда надо.

Учитель.А я, молодой человек, очень долго был невидимкой. Но теперь…

Полицейский (не слушая). А вы?.. Замечательно, а? (Хустену.) Вы хотели бы?

Хустен.Я хотел бы съесть своего цыпленка наконец! Нэф!.. Где Штоп? Позовите Штопа!

Нэф испуганно бросается к очагу. Идет Штоп.

Штоп.Да-да, я здесь! (На ходу, Марии.) Где Ганс, а?

Мария (пожимает плечами). Действительно странно: Ганс самый дисциплинированный человек на свете.

Штоп.Самые дисциплинированные люди давно на­ходятся на том свете. У тебя нет телефона Марты?

Мария.Еще мне не хватало иметь ее телефон!

Полицейский (налетает на Штопа). А вы? Вы хо­тели бы: невидимкой – и летать?

Штоп (оглядываясь). Что?

Полицейский.Невидимкой. Невидимкой – и еще летать?

Штоп (шепотом). Каким? Чтобы только сам невидимый или если что возьмешь, то тоже невидимое?

Полицейский.Тоже! Тоже!

Они разговаривают, как двое сумасшедших.

Штоп (вздыхает). Ах, если бы!

Полицейский.А что?

Штоп.Во-первых, все время остаются следы. Идешь, все нормально, никто не видит, а следы – остаются!

Полицейский.Да что вы?

Штоп.Да-да! И во-вторых, в толпе совершенно невозможно двигаться.

Полицейский (соображая). Да-да-да!

Штоп.В автобус не сядешь.

Полицейский.В автобус? Да, никак. Да-да, неудобства есть… А летать?

Штоп.Летать? С какой скоростью? На какой высоте? Кругом радары.

Полицейский.Да-да-да.

Хустен (стучит кулаком). Дадут мне наконец цып­ленка?

Неф чихает и кашляет. Он достал черного цыпленка, от которого валит чад. Штоп хватается за голову.

Ресторанчик затемняется, а на второй половине сцены освещается столик в другом, современном кафе, где сидят Губерт и Ганс. Пьют пиво. За окном – поток машин, автоматический ритм свето­фора.

Губерт.Нет, подожди, ты не так поешь. Надо вот так: «Ах, зачем я…»

Ганс.«Ах, зачем я…»

Губерт.У тебя совершенно нет слуха. Подпевай просто: «Ах, зачем я…»

Ганс.«Ах, зачем я…»

Губерт.Все! Поем!

Поют.

Ганс.Вот! Вот!.. (Горячо.) Я гениальный повар! Я все могу! Понимаешь? А это что? Автоматы! Бумажные тарелки! Сосиски, яичница, сосиски, яичница! Все мчатся сломя голову! Скороварки! Хлеборезки!.. Все на ходу, всухомятку! Ты знаешь, в армии я был поваром у генерала.

Губерт.О!

Ганс.Что «о»?! Даже генерал говорил мне: «Что ты там колдуешь, Ганс? Свари мне сосиски, да и ладно!..» Кому теперь нужна моя древнейшая профессия? Ты знаешь, например, у герцога Найнхальгальского с тысячи семьсот семьдесят второго по тысячу восемьсот первый год не подали к обеду ни разу двух одинаковых блюд! А? За двадцать девять лет!

Губерт.В самом деле? Что ж это были за блюда?