Валентин Азерников - Круиз

Капустин с удивлением уставился на нее.

– Ты что – пьяна?

– Нет. Но это неплохая идея.

– Нет мне ее вполне хватает, но это лучше, чем ждать и вздрагивать от каждого телефонного звонка и гадать – жена ты еще или уже вдова…

– И поэтому, значит, лучше разойтись? Чтоб если что со мной случится, так не с твоим мужем.

– Может, и лучше. Во всяком случае, лучше жить одной, чем быть одной.

– Не преувеличивай.

– Все свои дни рождения справлять одной…

– Ну уж и все…

– И сочинять маме, почему тебя нет на десятилетии свадьбы…

– Ну забыл, забыл, виноват, ну что ты теперь, всю жизнь попрекать будешь?

– Успокойся, это тебе уже не грозит.

– А я совершенно спокоен. – И он стал раскачиваться все сильнее.

– Перестань! Я упаду! – Светлана Николаевна не знала, что делать – то ли держаться за канаты, то ли придерживать подол платья, которое надувалось парусом. – Слышишь? Мне нехорошо. – Качели взлетали все выше. – Олег! Ну я прошу тебя… Я не могу больше!… Олежек, ну пожалуйста…

– Как, как?

– Олежек…

– Громче!

– Олежек, ну, подурачились, и хватит.

– Подурачились – это насчет развода?

– Я не могу, я хочу домой…

– Домой – к себе или домой – ко мне?

– К нам, к нам… Только остановись…

На пустынном берегу Капустин и Светлана Николаевна медленно качались на качелях.

Светлана Николаевна засмеялась:

– Что это с тобой сегодня?

– А что?

– Я уже забыла, когда тебя таким видела.

– А ты, может, помнишь, когда мы были у моря и чтоб светила луна, а напротив меня сидела красивая женщина?…

– Боже мой, что с тобой происходит?

– Я всегда это замечал.

– Ты? Когда? Когда тебя неделями нет?

– А зачем тебе я, когда ты теперь по вечерам на «скорой» Мало тебе клиники…

Качели остановились. Капустин посмотрел на Светлану Николаевну. Она сидела обессиленная. Он взял ее на руки и осторожно снял с качелей. Они стояли молча, не глядя друг на друга.

Вдоль по шоссе, параллельно берегу, шла какая-то машина, освещая прожектором пляж.

– Пограничники… – предположил Капустин.

Луч выхватил их из темноты. Машина остановилась, кто-то к ним побежал.

Они возвращались на пожарной машине. Дойчев сказал:

– Весь город обшарили. А я так и думал – ты где-нибудь здесь. А Цветана уверяла – спать пошли.

Машина подъехала к теплоходу. Он был погружен в темноту.

– Спят уже все, – сказала Светлана Николаевна.

– И трап подняли, – сказал Капустин.

Однофамильцы Голубенко, стоя на верхней палубе, целовались. Вокруг не было ни души. Луна отбрасывала на палубу резкие тени.

Вдруг над бортом показалась лестница. На ее последних перекладинах стояли два человека в касках.

Девушка испуганно вскрикнула.

Лестница остановилась и стала медленно наклоняться – пока не легла на борт.

– Ой, это вы?… – сказала девушка.

Капустин приложил палец к губам. Потом спрыгнул на палубу и протянул руку Светлане Николаевне. Снял с себя и с нее каски и привязал их к лестнице. И перегнувшись, помахал рукой.

Лестница пошла вниз.

Капустин поглядел на однофамильцев, покачал головой, сказал укоризненно:

– Так поздно и не спите, – и, подмигнув им, повел Светлану Николаевну, бережно обняв за плечи. Из иллюминатора медпункта на них с изумлением смотрел врач в белом халате.

Капустин открыл дверь каюты, пропустил Светлану Николаевну вперед и закрыл дверь ногой.

Светлана Николаевна, приняв душ, причесала волосы, подкрасила губы, потом стала выбирать ночную рубашку. Сначала надела голубую, но затем, передумав, сменила ее на розовую.

И только после этого вышла к Капустину.

А он спал. Одетый.

Стамбул встретил наших туристов суматохой улиц, яркостью красок и громкими молитвами муэдзинов, разносившимися над городом из установленных на мечетях громкоговорителей.

Капустин, Светлана Николаевна, Неля и Дима шли, разглядывая экзотические витрины. За ними следом шел немолодой полный турок. Он неотрывно глядел на Светлану Николаевну. Когда она, чувствуя его взгляд, оборачивалась, он делал движение навстречу, как если бы они были знакомы, но она отворачивалась, недоуменно пожимая плечами. Капустин искоса на это поглядывал, потом сказал:

– У меня сигареты кончились, давай зайдем купим. – И он потянул ее.

Когда они входили в лавку, их с другой стороны улицы окликнула Кремнева:

– Вы, конечно, как хотите, но я бы вам не советовала…

В полутемной лавчонке, куда они зашли, Капустин жестами объяснил продавцу, что ему нужно, зажав между пальцами воображаемую сигарету и пару раз затянувшись.

Хозяин показал, тоже жестом: есть ли деньги?

Капустин сказал:

– Есть, есть, не бойся. – И достал бумажник.

Бородатый торговец ловко вытащил у него одну бумажку и достал из-под прилавка пачку сигарет.

Когда они вышли на улицу, турка не было видно…

На теплоходе к ним подошел стюард.

– Вам просили передать, – он протянул Светлане Николаевне букет цветов, перевязанный лентой.

– Кто? – изумилась она.

– Вон тот человек.

На пирсе, прислонившись к такси, стоял турок. Увидев, что Светлана Николаевна посмотрела на него, он помахал ей рукой.

– Так… еще один муж? – мрачно осведомился Капустин.

Светлана Николаевна пожала плечами и ничего не ответила.

– Ладно, – сказал Капустин, – где два, там и три… Это дело надо отметить… Зайдем в бар?

– Если хочешь, иди, – сказала Светлана Николаевна. – Я устала. – И она пошла в каюту.

– Нам тоже пора, – сказал Дима. – Скоро концерт.

– Ты иди готовь там все, – сказала ему Неля, – я сейчас. Дима мрачно посмотрел на нее и пошел.

Они зашли в бар.

– Мишенька, – сказала Неля бармену, – нам кофе.

– По-турецки, – добавил Капустин и, вытащив из кармана сигарету, понюхал. – Быть в Турции, – сказал он, – и не попробовать турецкий табак и турецкий кофе… – Он прикурил, затянулся. – Ничего особенного. Обычная махорка. – Он еще

раз затянулся, медленно выпустил струю дыма. – И чего все в нем находят?…

Неля взглянула на часы.

– Где же кофе? Я не успею переодеться. – Посмотрела на Капустина. – Жаль, вы не придете.

– А кто это вам сказал, что не приду? – вдруг вызывающе спросил Капустин.

– Ну… Светлана Николаевна вроде бы плохо себя чувствует. Я думала…

– А я хорошо себя чувствую. Замечательно. – Он поднялся чересчур резко. – Так, все. Мы идем петь. – Он протянул ей руку. – Мы будем петь и смеяться, как дети. – Он засмеялся. – Вы будете петь, а я смеяться. А потом – наоборот.

– Олег Григорьевич, что с вами?…

– Никаких отчеств. Просто Алик.

Он отодвинул мешавший ему стол, словно это была пушинка, и повел Нелю за собой.

– Но нам не туда, – сказала Неля. – Зал – там…

Неля пела песню о пожаре сердца. Если горит дом, пела она, мы звоним ноль-один. А если пожар в душе, если сердце пылает, куда звонить? Любимому? Но если я не знаю даже его номера телефона…