Фридрих Дюрренматт - Ромул Великий

Спурий Тит Мамма в полной растерянности, внезапно бросает послание Ореста на пол и топчет его ногами.

Спурий Тит Мамма (кричит) . Этот император позорит Рим!

Вторая половина рокового мартовского дня четыреста семьдесят шестого года. Парк перед загородной виллой императора. Все поросло мхом, плющом и бурьяном. Со всех сторон слышится кудахтанье и кукареканье. Время от времени, в особенности когда кто-нибудь появляется, по сцене пролетают куры. Па заднем плане сильно загаженный домашней птицей фасад полуразвалившейся виллы, ступени лестницы ведут в парк. На стенах мелом написано: «Да здравствует крепостное право! Да здравствует свобода!» Зрителю кажется, что он попал на птичий двор, хотя справа на переднем плане стоит несколько садовых стульев изысканной формы, знававших лучшие времена. Порой сцену окутывает густой дым, идущий из низенькой постройки. Канцелярия, видимо, слева, под прямым углом к вилле. В целом — настроение безысходного отчаяния, дух крушения мира, apres nous le deluge .

При открытии занавеса — на одном стуле министр внутренних дел Тулий Ротунд, на другом, в полном облачении, спит военный министр Марес, ныне, как мы знаем, рейхсмаршал. На коленях у него разложена карта Италии, а рядом, на земле, шлем и маршальский жезл. Щит прислонен к стене дома, на нем тоже намалеван лозунг германцев. Спурий Тит Мамма, все еще весь в грязи и с перевязанной рукой, едва плетется вдоль канцелярии, прислоняется к стене и бредет дальше.

Спурий Тит Мамма. Я устал, я устал, я смертельно устал.

Из дверей виллы выходит повар, на нем белый фартук и высокий колпак. Он идет направо в парк и манит кур, пряча за спиной нож. Куры отчаянно кудахчут.

Повар. Юлий Непот, Орест, Ромул, цып, цып, цып...

Слева появляется Зенон Исаврийский, останавливается, чтобы вытереть сандалии.

Зенон. Опять раздавил яйцо. Что тут кругом только куры? Сандалии у меня стали липкими и пожелтели совсем.

Тулий Ротунд. Куроводство — единственная страсть императора.

Слева в дом вбегает гонец.

Гонец. В Риме германцы! В Риме германцы!

Тулий Ротунд. Опять дурная весть. И так весь день.

3енон. Все из-за этой куромании. Надеюсь, император хоть сейчас пошел в дворцовую капеллу помолиться за свой народ.

Тулий Ротунд. Император спит.

3енон. Мы судорожно пытаемся спасти цивилизацию, а император спит... Отчего здесь так пахнет дымом?

Тулий Ротунд. Мы сжигаем архивы.

Зенон (поражен как громом). Вы... жгете... архивы?.. Зачем это, объясните бога ради?

Тулий Ротунд. Ценные документы, раскрывающие тайну римских методов управления государством, ни в коем случае не должны попасть германцам в руки, а на эвакуацию у нас нет денег.

Зенон. И вы решили попросту сжечь архивы? Не скрываете даже, что начисто потеряли веру в конечную победу добра. Запад и впрямь не стоит того, чтобы ему помогать, он прогнил до мозга костей. Ни вдохновения, ни мужества!.. Ох, опять яйцо! (Вытирает сандалии и уходит налево.)

Спурий Тит Мамма. Сто часов глаз не смыкал. Сто часов.

Отчаянное кудахтанье. Справа появляется повар. В каждой руке у него по курице и еще одна зажата под мышкой, фартук обрызган кровью; он исчезает в доме.

Тошно слушать это вечное кудахтанье. Я устал, я ведь так устал. Из Павии сюда галопом, да еще потерять столько крови.

Тулий Ротунд. А вы бы сели за домом, с той сторопы. Там вроде потише.

Спурий Тит Мамма. Да я туда уже ходил. Там принцесса занимается актерским мастерством, а у пруда император Восточной империи читает псалмы.

Марес. Тише. (Снова засыпает.)

Тулий Ротунд. Не говорите так громко, а то разбудите рейхсмаршала.

Спурий Тит Мамма. До чего же я устал. А тут еще этот дым, этот едкий вонючий дым!

Тулий Ротунд. Да вы хоть сели бы.

Спурий Тит Мамма. Если я сяду, я засну.

Тулий Ротунд. Это, по-моему, самое естественное, что при вашей усталости следует сделать.

Спурий Тит Мамма. Я не хочу спать, я хочу мстить.

Рейхсмаршал в отчаянье поднимается.

Марес. Неужели нельзя человеку спокойно поработать? Стратегия — дело интуиции. Прежде чем резать, надо как и в хирургии, сосредоточиться. На войне самое страшное — это кутерьма в ставке. (С досадой свертывает карту, берет шлем, подходит к дому, берет щит и останавливается.) Кто-то намалевал на моем щите вражеский лозунг. И на стене тоже.

Тулий Ротунд. Здешняя служанка — германского происхождения.

Марес. Созовите военный трибунал!

Тулий Ротунд. На это уже действительно нет времени, рейхсмаршал!

Марес. Саботаж!

Тулий Ротунд. Не хватает людей. Надо же кому-нибудь помочь обергофмейстеру уложить вещи.

Марес. Вы и помогите. А что еще сейчас делать министру внутренних дел.

Тулий Ротунд. Я должен найти законные основания для перевода резиденции на Сицилию.

Марес. Вы своим пораженчеством не подорвете мой боевой дух. Стратегическое положение с каждым часом улучшается. Оно улучшается от поражения к поражению. Чем дальше германцы проникнут на полуостров, тем скорее они попадут в мешок, и тут, опираясь па Сицилию и Корсику, мы легко с ними справимся.

Спурий Тит Мамма. Вы сперва справьтесь с императором.

Марес. Мы ничем не рискуем. Флота у германцев нет. Стало быть, на островах мы неуязвимы.

Спурий Тит Мамма. Но и у нас ведь нет флота. Что же нам дадут острова? А германцы, сидя в Италии, будут неуязвимы.

Марес. А мы тогда построим флот!

Спурий Тит Мамма. Построим? Да у государства нет ни гроша.

Тулий Ротунд. У нас еще есть время об этом подумать. Основная проблема сегодня — как попасть на Сицилию.

Марос. Я прикажу привести трехмачтовое судно.

Тулий Ротунд. Трехмачтовое? Они безумно дороги, мы себе этого позволить не можем. Достаньте-ка лучше галеру.

Марес. Меня ко всему еще разжаловали в корабельные маклеры. (Шатаясь, уходит в дом.)

Тулий Ротунд. Вот видите, разбудили рейхсмаршала.

Спурий Тит Мамма. Я ведь так устал.

Тулий Ротунд. Единственное, на что я надеюсь,- найти на Сицилии дачу, за которую с нас не слишком дорого возьмут.

Громкое кудахтанье. Слева медленно входит тощий, бледный Эмилиан, он в лохмотьях, на голове черный капюшон.

Эмилиан (озирается). Это вилла императора в Кампанье?